– Корешки разные сушеные, морковь, репка и травы. Дичину набьете, а вот чтобы не на одной убоине сидеть, вам и пригодится.
Отдельно много раз завернутая соль.
Были травы и для лечения ран и простуды, но это вез уже Вятич, кому же лечить, как не ему? Нашлись и какие-то штыри, по одному на десяток. Оказалось – для костра, чтобы было на что котелок повесить.
Распоряжались всем опытные охотники и воины, много ходившие в походы. Они же дали стрелы не для татар, а для охоты, топоры с собой, чтобы не мечами сучья для костров рубить, и еще много что. Были даже меховые мешки.
– А это что?
– Спать на снегу не следует, ты в такой залезешь – и хрен тебя холод возьмет!
Я слушала объяснения Трофима с усмешкой, спальные мешки получается… Война со всеми удобствами, мы в дружине у Евпатия и близко того не имели, а татар били за милую душу. Вятич возразил:
– Не имели потому, что не имели возможности собрать. Но лес мечами все равно не рубили, топоры, котлы, запасы крупы были. У хорошего воеводы все всегда при себе. Учись.
– Чему, быть хорошим воеводой?
– А хотя бы и так!
– Мерси, конечно, только я лучше за твоей спиной.
Вятич моему «мерси» не удивился (хорошо, что Лушка не слышала), усмехнулся:
– Не получится, мадам. У вас же опыт? Вот и реализуйте, будете десятником.
Если бы он не сказал про десятника, я поинтересовалась бы, откуда он знает такие слова, как «мерси» или «мадам», но Вятич всегда умел отвлечь от ненужных вопросов. Услышав, что я стану десятником, я забыла обо всем остальном.
– Ты с ума сошел?! Какой из меня десятник?!
– А у кого боевой опыт и два десятка татар на счету? Кто у нас Дева Войны?
– Кто будет подчиняться, узнав, что я Дева?
Сотник пробормотал что-то о том, что про деву я бы помолчала и именно это никто проверять не станет, но потом согласился:
– Не стоит всем говорить, что ты не парень, прическу не оценят. Это надо же было так ощипать свою голову! Будешь Николой, скажем, что ты мой племянник, как раньше говорили.
– Ну и что, какой десятник из мальчишки?
– Трусишь? Если страшно, сиди дома.
– Ни фига!
– Тогда в чем дело, десятник?
Я вздохнула, сама ведь напросилась.
– Я хоть в твоей сотне?
– А кому ты еще нужна? – Глаза сотника снова смеялись.
– Я могу не справиться, одно дело – воевать самой и совсем другое – отвечать за людей.
Кивок:
– Если будешь так думать, обязательно не справишься. А о людях думай, как о себе, но во много раз больше. Тогда сможешь предусмотреть все. У тебя будут опытные помощники, советуйся.
– Ты нарочно меня вот так, чтобы пожалела, что осталась?
– Настя, сиди в Козельске, а? Когда придет время, Ворон заберет тебя, а потом и обратно отправит.
Я замерла. Меня душила обида.
– Ты… мне не веришь? Сомневаешься во мне? Я, конечно, трусиха и слабая, но не настолько, Вятич.
– Тогда не истери, а займись сборами своего десятка. Дева Войны, а не интересуется, что ее люди есть будут.
В следующие дни мне действительно оказалось не до вопросов, вернее, я задавала их в неимоверном количестве, но уже не Вятичу, тот только наблюдал со стороны, хитро щуря глаза. Вот значит как? Вы, господин сотник и младший волхв по совместительству, меня проверяете на вшивость? Я вам покажу! Мой десяток будет подготовлен лучше всех и лучше всех станет воевать!
В сотне действительно оказались трое опытных дружинников, много раз ходивших в походы и видевших много боев, в том числе со степняками. Остальные молодежь. Увидев своего десятника, все сначала замерли, но потом пожилой дружинник (как потом оказалось, всего-то пятидесяти лет от роду) согласно кивнул:
– Никола у Евпатия хорошо воевал. А что опыта в походных делах маловато, так мы на что?
Я выжала для своего десятка все, что можно, у нас всех были личины (сказалась личная дружба с кузнецом Микулой), одежда из закромов Анеи, даже мешки меховые почти из соболей. Но это не из-за выпендрежа, а потому, что они легче и места занимали меньше. И овса нашим коням досталось больше, и сбруи были новые, и мечи наточены, как бритвы…
Остановил мои интендантские поползновения Вятич:
– Хватит уже. Или ты собираешься половину Козельска с собой тащить? Используешь личное положение в служебных целях.
– Это плохо?
– Нет, но не перестарайся.
Отец, конечно, был против моего участия в новом походе, но когда увидел, как уважительно со мной разговаривают опытные воины, услышал слова, мол, Никола знатно татар бил, его, кажется, даже слеза прошибла. Во всяком случае, воевода быстро удалился, подозрительно выковыривая что-то, якобы попавшее в глаз.
Он проверил, чтобы я не забыла Анеин оберег, напомнил, что помогает такая защита, только если человек и сам старается уцелеть.
– Я нарочно не буду стараться уцелеть. По дури под стрелы и мечи не полезу, а вот прятаться не буду, иначе и идти незачем.
– Ладно, дочка, коли судьба тебе воевать, воюй. Нет у меня сына, дочь за него, знаю, что имя не опозоришь.
Вятич сделал еще одно очень полезное для меня дело – сменил мне меч на саблю, она куда легче и с коня воевать удобнее. Вообще, мечи на сабли поменяли многие, мы просто опустошили оружейные запасы Козельска. Но никто не жалел и не пенял.
А ведь в городе нашлись те, кто занимался вовсе не подготовкой нашей дружины и даже не Козельска, а спасением собственных пока не шкур, но запасов.
Простой Козельск во главе с воеводой и Анеей собирал в поход дружину князя Романа Ингваревича, а вот Козельск боярский да купеческий собирался сам. Собрались вечером, говорили тихо и тайно, но не об обороне города, а о побеге из него. Конечно, они не посадские, у которых избы так себе, строят не на века, зная, что враги сожгут. Но и бояре свои терема сейчас тоже не жалели, все готовы оставить, только золотишко да серебро увезти.
– Нужно отъехать да пересидеть, пока беда не схлынет. А потом вернемся в город, все новое отстроим. Только куда ехать-то?
– Я слышал, у воеводы дочка, как с кобылы навернулась, странная стала, все про будущее верно говорит. Она про Рязань точно сказала.
– Что нам Рязань, ее вон сожгли.
– Да не про то я. Настасья Анее сказала, мол, людей надо к Смоленску уводить, туда татары не доберутся. Точно не доберутся, там леса непроходимые.
– Чего же непроходимые, коли мы ездим всякий год с товаром? – возразил зажиточный купец Яким Ослядюкович.
– Вы зимой ездите, а татары туда раньше весны не дойдут, вот и завязнут. Али в Новгород надо, туда тоже не принесет, слышно, проклятых.
