– Жги двор онаньевский!
– Казнить предателя!
Князь поднял руку:
– Тихо! Верна ли печать на грамоте?
Купец кивнул:
– Да посадника псковского.
Из толпы спросили:
– Откуда у тебя, князь, та грамота?
Александр довольно усмехнулся:
– Мне того гонца еще вчера вечером привели. Я грамотку подменил, боярин и не заметил. Ему другую написали, а эту у себя оставили. Для того и пришлось ночью человека к тебе отправлять, чтоб ты к печати не приглядывался.
Онаний хватал ртом воздух, не в состоянии вымолвить хоть слово. А толпа внизу довольно ревела:
– Ай да князь! Хитер, ничего не скажешь!
И снова:
– Смерть предателю!
Боярина казнили в тот же день, а его имение забрали городу. Сильно прибавила казна в одночасье. Александр смеялся:
– Всех бояр-предателей перевешаю, городу от того двойная польза будет.
А вечером пришел к владыке спрашивать, не ошибся ли. Спиридон долго смотрел на Александра, потом спросил:
– Ответь честно, ты его казнил, потому что предатель или счеты свел?
– Потому что предал. А счеты? Не он один гнал, если на всех обижаться да со всеми счеты сводить, так зачем сюда и возвращаться было…
– Рад за тебя, князь.
Мне – Федька, князю – Копорье
Я стояла вместе со всеми в вечевой толпе и среди всего этого ора тихо радовалась. Оказывается, можно быть полезной своему городу (я уже считала Новгород своим) даже в таком положении, как мое, главное, желать сделать это.
И вдруг… поясницу прорезала сильная боль, она как-то скрутила все внутри и медленно отпустила. Ну что ж, моему живулечке пора…
Я не задумывалась ни над тем, как буду рожать, ни над возможными осложнениями, ни над предстоящими страданиями, ни даже над тем, что рядом не будет никого. Главное верить, что все будет хорошо. На разговоры сенных девок (хотя девками они были так давно, что забыли об этом) о страданиях рожениц я отмахивалась:
– Есть женщины, рожающие без боли. Я буду так же.
Девки посмеивались, видно исходя из собственного опыта, мол, боярыня так говорит до первых схваток, а вот как помается с денек, узнает, каково это.
Я обманула их ожидания, зато не обманула свои собственные. Во-первых, родился сын, как и твердила, во-вторых, все произошло стремительно и легко, испугаться не успели. В-третьих, боли действительно почти не было.
Глядя на сморщенное красное личико своего чада, я напрочь забыла все новгородские проблемы, рыцарей с их амбициями, даже князя Александра, помнила только о Вятиче, мысленно укоряя его: обещал вернуться, чтобы сын не рос безотцовщиной…
За то время, пока жила одна, много раз бывали минуты, когда рыдала в подушку, хотелось эту самую подушку вообще зубами рвать от тоски и безысходности, но спасал как раз живчик внутри меня, ему хотелось жить, а вместе с ним и мне. Я даже свыклась с положением соломенной вдовы, стараясь не заглядывать в будущее дальше сегодняшнего дня. Даже получалось…
Крестил Федора сам епископ, крестным отцом стал князь Александр, во как! В тринадцатом веке родить сына, выбрав крестным отцом Александра Невского, кто, скажите, может таким похвастать? Зато я теперь знала одно – обратного пути в Москву мне просто нет, ребенка я здесь не оставлю. Хотелось бы знать только, где его папаша. Мать-одиночка в Новгороде времен Ледового побоища – это круто.
Мне было не до Новгорода, а Новгороду не до меня. Мы жили вместе, но какой-то параллельной жизнью.
Ополчение собралось быстро и много большее, чем князь водил против шведов. Призвались не только горожане, но и селяне, потому как хорошо поняли: придет немец, пока под городскими стенами стоять будет, округу так пограбит, что если потом и побьют, то селам урон не скоро восстановить. Но это ополчение учить надо, их против псов-рыцарей не выпустишь, либо погибнут, либо побегут. Вот и заставляли селян с утра до вечера не стрелы метать, а секирами махать да мечами биться. Дела с лихвой нашлось всем, Новгород выделил такие деньжищи на вооружение ополчения, что кузнецы и мечники, щитники, латники, лучники… не успевали их отрабатывать. Да и сами мастера тоже цены не задирали, не для торга князь оружие заказывал.
Конечно, нашлись те, кто донесли ливонцам об усилении Новгорода, о возвращении его славного князя. Вскоре пришло известие, что те не слишком обеспокоились, мол, сказали:
– Пойдем и победим Александра и возьмем его руками.
Князь, услышав про такое, усмехнулся и, перекрестившись на купола Софии, попросил:
– Боже, рассуди спор мой с этим высокомерным народом.
Настал час, когда пришла пора выступать. Шли на Копорье, только об этом не кричали. Снова встали на берегу расшивы, готовые принять пешую рать, туда же погрузили и все оружие конников, оставив только самое необходимое. На расшивы закатили и несколько порок, чтобы бить каменные стены крепостей. Дружинники шутили:
– Никак снова свеи на Неве стоят? А мы готовы их еще раз бить, больно драпают хорошо!
От Копорья до Новгорода не так далеко по прямой, но это если прямо через непроходимые леса и непролазные болота. Можно по наезженным дорогам, но опять же зимой. Ждать зимы некогда, немцы подготовятся, к Копорью подойдет помощь из Риги, тогда не взять. И князь решил идти в обход через Тосну, но так, чтоб никто не понял, куда идет.
Копорье немцы взяли в прошлом году, князя в Новгороде не было, да если б и был, все равно бояре шагу ступить не давали, сидел в Городище как на привязи, пока татары Торжок жгли. Ливонцы сначала одним броском захватили Водскую пятину Новгорода, потом через реку Нарову небольшое укрепленное Копорье. На очень хорошем месте стояло селение, близь залива, на перепутье важных дорог, и место высокое, выше всей округи. Немцы нашли самую высокую гору и, согнав местных жителей, быстро построили каменную крепость.
Оттуда сразу начали воевать округу. Скоро оказались захваченными даже Тесово и берега Луги. До Новгорода оставался один дневной конный переход. Потому, когда князь вдруг увел дружину и ополчение по Волхову, его замысла не понял никто. Не Ладогу же из пороков громить? А князь беспрепятственно провел свое войско по Волхову мимо Ладоги в Нево, оттуда Невой до Тосны. Дорога знакомая, год назад плавали. Но дальше к порогам не пошли, вдруг свернули по Тосне к верховьям и шли, сколько было можно. А потом снялись с расшив и направились лесом. Здесь болот уже почти не было, дорогу знали, потому под самое Копорье вышли быстро. Когда на дороге к крепости вдруг показались новгородские конные отряды, рыцари потеряли дар речи, но успели уйти и спрятаться за ее стенами.
По обе стороны выстроенной меньше года назад крепостной стены стояли люди и думали. Немцы внутри высчитывали, как скоро придет помощь от Риги, прикидывая, хватит ли провизии или надо экономить. А под стенами русичи думали, как сокрушить эту крепость.
