– Князю прямо и платим. Мы с ним по договору живем.
– Какому князю?
– Ново Градскому!
– Виру покажи.
– Ви-иру-у… Ты княжьим слугам веры не имеешь?! А ну как я скажу про то? – Сирко наступал на данника, оттесняя с крыльца. Тот испугался, не подумал, что такими словами кто бросаться сможет. Сразу руками замахал:
– Что ты, что ты! Кто ж тебе не верит? Только почему князь виру не выправил? Не спрашивали бы…
– А это ты у него и узнай, как в Ново Град придешь!
Сказал Сирко и сам обмер, что дальше-то будет? А ну как и правда с данником людишек много? Но никто не появился, видать, не силен тот был, покивал согласно и восвояси отправился.
Как скрылся данник за первыми деревьями, вздохнул Олекса:
– Эх, кончилась наша вольница!
Сирко невесело усмехнулся в усы:
– А и недолго была… Ну что, пойдешь дале или платить станешь?
Никто, кроме Олексы, не понял, о чем он, а тот голову повесил:
– Твоя правда, нет на славянской земле места для вольницы, как встанешь чуть покрепче, так ярмо найдется…
Радога к сердцу руки прижала:
– Ох, не сносить тебе, Сирко, головушки за такие речи!
– Не горюй раньше времени.
Собрались мужики в Касьяновой избе, сидят, головы опустив, думку думают, как теперь быть. Даннику-то Сирко сгоряча сказал, что князю платят по уговору, но время пройдет, придет данник в Ново Град, все и раскроется. Снова тяжело вздохнул Сирко:
– Сбирайся, Касьян, в Ново Град скору да мед везти, да, может, еще чего…
Вскинулся тот:
– А чего это? Ни об чем мы не сговаривались с тем князем!
Чурила откликнулся:
– Прав Сирко, лучше доброй волей свое привезти, чем по злой отнимут все да еще и пожгут. Только кому везти-то? Касьян давненько в людях не был, считай, сколько годов из лесу нейдет. Может, кто другой? Ты, Сирко, может, сам сходил бы?
– Нельзя мне, меня ж утопли в Нево.
– Чего? – воззрился на него Чурила и остальные тоже. Пришлось рассказать, как на огнище Касьяново попали. Выходило, что и Олексе нельзя, но вдруг подала голос от печи Радога:
– Сирко, тебя да Олексу ныне и я бы не признала, не то княжич.
Помыслили мужики, идти больше некому, да и Трувор помер, а с Ольгом да Рюриком Сирко особо не виделся. Так и решили идти Сирку, Кариславу да Чуриле. Обговорили, сколько чего нести, скору отобрали, на день еще мужики в лес сходили, чтоб вевериц добрать, кузнец из своего короба добавил да еще за пазуху положил. Спросила Радога, к чему это, усмехнулся в усы:
– Ежели пешим ходом, мы до весны ходить станем, а на то серебришко коней купим и быстро обернемся.
Торопил всех Сирко, удивлялись мужики, а он объяснил, что надо опередить данников, да намного, не то поймут, что обманули, хуже будет. Коли суют голову в ярмо, так надо так, чтоб повольней в том ярме было. Хотя, где это видано – вольное ярмо-то?
Смотрела Радога вслед двум мужьям своим, прежнему да нынешнему, сердце болью сжималось, а чем поможешь? Нет людям житья от поборов всяких, придется платить, прав Сирко, вечно бегать не станешь. На этом месте только-только обжились, пашню выжгли, дома построили, коровушек да другую скотину развели… Куда ж уходить? Все сызнова начинать? Так никакой жизни не хватит, чтоб на ноги встать. Выходит, надо с князем договариваться, правильно, что мужики сами пошли…
Перемело поземкой следы ушедших, покатилась жизнь в веси дальше, она свое требует. А ходоки как выбрались на дорогу, что от Плескова в сторону Ново Града уже натопталась да наездилась, пристали к обозу. Тот обоз шел к Ильменю, было по пути. Одним плохо идти, и татей страшновато, и волков боязно. В первой веси купили лошадь, Сирково серебро сгодилось, сани небольшие, все скарб не в руках нести, чуть подальше еще одну, вот и снарядились, легче стало, не ногами снег топтать. Все равно мужики то и дело соскакивают с саней да бегут рядом, но это чтоб согреться, а потом снова прыгают. В обозе идти легче, хоть и не волен сам себе, зато защита есть, вместе отбиться можно, что от лихих людишек, что от волчьих стай.
Чем ближе к Ильменю, тем чаще стали встречать другие обозы. Везли кто что, кто скору, кто меды, кто воск, кто рыбу… Понятно, Ново Град тоже гостьбой живет, как и Ладога.
И все же встретили одного старого знакомого Сирка – Хореня! Ладожанин с Раголдом так и не расстался, его женка, пока непутевый муж по далям бегал, другого себе нашла, пришлось Хореню новой доли искать. Прибился он вместе со свеем к князю Ольгу, почуяли оба, что тот правит, а не Рюрик. Кроме того, интересовался всем Ольг, не пропали муки Раголдовы зря, все, что знал, рассказал да вот в новый поход наладился, теперь в Киеве сидит, а Хорень к нему без конца и ходит, теперь уж не расстанутся, точно родились заново в ту грозу…
Хорень к Сирку пригляделся еще до княжьего двора, окликнул:
– Эй, Сирко! Ты ли?
Хотел сначала кузнец не ответить, но вспомнил, что Хорень и сам исчез из Ладоги вдруг за одну ночь, интересно стало, куда делся. Кивнул он коротко:
– Я. А ты здесь откуда?
– Я-то? – хитро прищурил глаза Хорень. – Я при купце свейском Раголде. Ты из Ладоги ли? Как там?
– Нет, – помотал головой Сирко, – ушел я давненько. Не ведаю, как там. А ты чего же, и не был дома, что ли?
– Не, – отказался Хорень. – Тоже давненько. Где ночевать наладился? Есть ли двор?
Пришлось признаться, что нет, только пришли.
– А князь сейчас ушел, прибудет через какое время. Где жить-то собираетесь? Пойдем ко мне, у меня хотя и не просторно, а места хватит.
Поскребли мужики затылки и решили идти, все одно – деваться некуда. Хорень вроде и не злобный мужик. Изба у него оказалась не ахти какая, и хозяйничала в ней старая тетка, но все лучше, чем под кустом. Малка, всю дорогу после нападения только молча сверкавшая глазами из-под плата, тут же бросилась помогать старухе. Ее умелые руки очень пригодились хозяйке дома. Как расположились, стал Хорень расспрашивать, что про Ладогу известно да пошто к князю пришли. Коль у человека крова попросили, так уж и скрывать нечего. Рассказали про весь свою, что у двух озер встала, про то, что просить защиты у князя хотят да ему дань платить. Только про самих данников промолчали да про то, с чего вдруг на огнище Касьяново подались. Хорень раздумывать не стал, махнул рукой:
– Тогда вам Рюрика ждать не с руки, тот ежели из Ладоги в море ушел, может теперь до весны из своего Скирингссала не вернуться, только сказано, что скоро будет. Надо к Ольгу идти.
Не удержался Сирко, спросил:
– А чего это он в Скирингссале делает? Разве не совсем из Слисторпа в Ладогу наметился?
Поднял бровь Хорень, дивился:
