– Прекрасно, – нерешительно пробормотала Александра, – и что
я должна делать?
– Хотя бы строить глазки. У тебя такие красивые глаза.
– Как это – строить?
– Не отрываясь смотреть на герцога и кокетливо взмахивать
ресницами, чтобы показать, как они длинны.
Александра попробовала моргнуть несколько раз кряду и,
смеясь, повалилась на подушки.
– Господи, я буду выглядеть настоящей дурочкой!
– Ошибаешься, мужчины любят подобные вещи. Александра, сразу
став серьезной, задумчиво уставилась на подругу:
– Ты уверена?
– Абсолютно. И вот еще что: мужчины обожают, когда ими
восхищаются… особенно если со вздохом уверяешь, что в жизни не видела человека
сильнее, умнее, отважнее и тому подобное. Ты говорила герцогу, что любишь его?
Молчание.
– Говорила?
– Конечно, нет!
– Скажи! И он ответит, что тоже любит тебя!
– Правда?
– Несомненно!
Глава 7
– Повторяю вам, что не собираюсь это терпеть! – взорвалась
Александра, гневно краснея и окидывая мрачным взглядом портних, вот уже три дня
и три ночи снимавших мерки, кроивших ткани всех цветов радуги, разбросанные по
комнате и вот-вот готовые превратиться в дневные и вечерние туалеты, амазонки и
пеньюары. Девушка чувствовала себя портновским манекеном, единственное
назначение которого – выстаивать без отдыха часами и позволять тыкать в себя
булавки и вертеть во все стороны, пока герцогиня подвергала каждое платье
внимательному осмотру, нещадно критикуя любое движение и жест Александры.
Все это время она постоянно просила разрешения поговорить с
будущим мужем, но Рамзи с каменным лицом неизменно уведомлял ее, что у «его
светлости неотложные дела». Иногда девушке удавалось увидеть Джордана в
библиотеке, занятого беседой с незнакомыми джентльменами. Им с Мэри Эллен
приносили еду в спальню, а герцог явно предпочитал более интересное общество
бабки. Похоже, он просто не желал обременять себя видом Александры.
Девушка с каждой минутой становилась все более усталой,
раздражительной и – к собственному ужасу – испуганной. Мать с дядюшкой Монти
были все равно что навеки для нее потеряны. Хотя они, вероятно, жили в
гостинице всего в нескольких милях отсюда, посещать Роузмид им было запрещено.
Будущая жизнь представлялась ей глубокой темной пропастью, где ее лишат права
встречаться с родными, подругами и даже престарелыми слугами, бывшими ее
друзьями с самого детства.
– Да это просто жалкий фаре! – сообщила Александра Мэри
Эллен, в бессильной ярости топая ногой и награждая уничтожающим взглядом швею,
только что закончившую подравнивать подол ее лимонно-желтого муслинового
платья.
– Постойте хоть минуту спокойно, юная леди, и прекратите
устраивать спектакль! – ледяным тоном велела герцогиня, входя в комнату. Все
это время она не сказала Александре ни одного доброго слова, если не считать
того, что постоянно критиковала, наставляла, приказывала или поучала.
– Спектакль?! – взорвалась девушка, чувствуя, как ярость, живая,
горячая, долгожданная, вырывается наружу буйной волной. – Если вы считаете это
театральным представлением, подождите, пока не выслушаете все, что я должна
сказать!
Герцогиня повернулась, словно намереваясь покинуть комнату,
и этот величественный жест оказался последней каплей – терпение девушки
лопнуло.
– Я прошу вас задержаться на минуту, мадам, и позволить мне
договорить.
Герцогиня молча подняла тонкие брови. Невероятное
высокомерие этой застывшей фигуры так обозлило Александру, что голос ее задрожал.
– Будьте добры передать своему невидимому внуку, что ни о
какой свадьбе не может быть и речи, а если он все-таки предпочтет появиться,
пошлите его ко мне, я сама попытаюсь все ему объяснить!
Боясь, что сейчас зальется слезами, над которыми старуха
лишь поиздевается, она выбежала из комнаты на балкон и спустилась вниз.
– Что мне сказать его светлости, – спросил дворецкий,
открывая ей дверь, – если он осведомится о вашем местопребывании?
Девушка, на миг остановившись, взглянула ему в глаза и не
задумалась передразнить его изысканную речь:
– Сообщите ему, что у меня неотложные дела!
Целый час она бродила по розарию, и за это время истерика
улеглась, превратившись в стальную решимость. Девушка раздраженно сорвала
прелестный бутон, поднесла к носу, вдыхая нежный аромат, и стала рассеянно
обрывать лепестки, занятая невеселыми мыслями. Нежные розовые хлопья медленно
скользили по юбке и падали на землю, присоединяясь к белым, красным и желтым, которые
до этого уже успела уничтожить Алекс.
– Судя по тому, что сказал Рамзи, вы, кажется, чем-то
недовольны? – раздался за спиной глубокий невозмутимый баритон.
Александра в полном изумлении повернулась, но облегчение от
того, что она наконец может поговорить с Джорданом, мгновенно сменилось
нарастающей паникой, которую она безуспешно старалась подавить все эти дни.
– Я недовольна всем.
Его веселый взгляд скользнул по горе розовых лепестков.
– Включая розы, вероятно, – заметил Джордан, чувствуя
некоторую вину из-за того, что совершенно игнорировал ее последнее время.
Александра проследила за его взглядом, побагровела от
смущения и с некоторым раздражением пробормотала:
– Розы прекрасны, но…
– …Но вам не понравилось, как они выглядят, если все
лепестки на месте, не так ли?
Сообразив, что ее втягивают в бессмысленный разговор о
цветах, когда на карту поставлена вся жизнь, Александра выпрямилась и, не
повышая голоса, твердо объявила:
– Ваша светлость, я не собираюсь выходить за вас замуж.
Джордан сунул руки в карманы и с легким любопытством
уставился на девушку.
– В самом деле? Почему же? Пытаясь собраться с мыслями,
Александра дрожащей рукой пригладила темные локоны, и Джордан, невольно отметив
бессознательную грацию этого жеста, впервые присмотрелся к ней. Солнечное
сияние зажгло ее волосы, играя В них золотистыми отблесками, и превратило ее
глаза в ошеломляюще прекрасные бирюзовые озера. Желтое платье красиво оттеняло
сливочно-белую кожу и нежный румянец.
– Не будете ли вы так добрая – страдальчески попросила
Александра, – перестать смотреть так непристойно-оценивающе, будто хотите
разобрать меня по косточкам и обнаружить все мои недостатки!
