А в это время девушка стояла в коридоре перед небольшим
портретом Джордана, который обнаружила в маленькой нежилой комнате и попросила
перевесить поближе к спальне. Портрет был написан в позапрошлом году: Джордан
сидел, прислонившись к стволу дерева; одна нога согнута, рука небрежно покоится
на колене. Александре нравились манера художника, необычайное сходство, но
самое главное, ее словно магнитом притягивало выражение любимого лица – именно
так Джордан выглядел, когда собирался поцеловать ее. При одном взгляде на чуть
прищуренные серые глаза и лениво-задумчивую улыбку у Александры начинало
сильнее биться сердце.
– Сегодня наша ночь, любимый, – прошептала она, касаясь
кончиками дрожащих пальцев его губ на портрете. – Я не опозорю тебя, обещаю.
Краешком глаза Алекс заметила Энтони, поспешно отдернула
руку и, не отводя глаз от картины, спросила:
– Художник, написавший это, безгранично талантлив, но я не
могу разобрать имени. Кто он?
– Эллисон Уитмор, – коротко ответил Энтони. Удивленная тем,
что художник оказался женщиной, и резким тоном Энтони, Александра,
поколебавшись, решила переменить тему и медленно покружилась перед
родственником.
– Посмотрите на меня хорошенько. Как по-вашему, он был бы
доволен, если бы смог увидеть меня сейчас?
Безжалостно подавив неуместно возникшее желание немного
отрезвить Александру, объявив ей, что леди Эллисон Уитмор писала этот портрет в
самый разгар своего скандального романа с Джорданом, Энтони перевел взгляд на
Алекс. От увиденного у него перехватило дыхание. Перед ним стояла темноволосая
красавица в элегантном платье с глубоким вырезом; переливающийся аквамариновый
шифон идеально гармонировал с цветом ее великолепных глаз. Задрапированное на
груди, платье облегало талию и округлые бедра. Блестящие волосы цвета красного
дерева ниспадали водопадом почти до пояса. Бриллианты переливались на темной
головке, сверкали, словно звезды, на прозрачной ткани, стройной шее и
запястьях. Но лицо… именно лицо Алекс заставило Энтони забыть обо всем.
Хотя Александра Таунсенд не могла считаться красавицей в
классическом смысле этого слова, поскольку в моде того времени были светлые
волосы и белоснежная кожа, тем не менее она показалась Энтони самым
привлекательным созданием на свете. Чарующие глаза, опушенные смоляными ресницами,
доверчиво смотрели на него, розовые полные губки так и манили поцеловать их,
однако холодная улыбка предупреждала слишком настойчивых поклонников держаться
подальше. Но самое главное, Александра искренне не подозревала о том, какой
эффект производит на мужчин, и умудрялась выглядеть одновременно пленительной и
недосягаемой, недоступной и чувственной, и именно эти контрасты делали ее столь
неотразимой, как, впрочем, и очевидное непонимание собственной власти.
Не дождавшись ответа, Александра встревоженно сцепила руки;
от лица отхлынула краска.
– Неужели так плохо? – вымученно пошутила она, чтобы скрыть,
как расстроена.
Энтони, весело улыбнувшись, сжал ее затянутые в перчатки
руки и, не кривя душой, сказал:
– Джордан был бы ослеплен вами сегодня. Уверяю, при одном
взгляде на вас свет будет покорен. Вы оставите мне сегодня хотя бы один танец?
Вальс?
В карете, по дороге на бал, герцогиня поспешно читала
Александре последние наставления:
– Не стоит волноваться, дорогая, ни о том, хорошо ли вы
вальсируете, ни о том, соблюдаете ли все правила, предписанные этикетом.
Однако, – мрачно предостерегла она, – я должна еще раз напомнить вам: не
обольщайтесь оценкой Энтони… – помедлив, она бросила сурово-неодобрительный
взгляд на внука, – …вашего интеллекта и не говорите ничего такого, что создало
бы вам репутацию синего чулка и книжного червя. Я уже не раз твердила вам:
мужчины не любят чересчур образованных женщин.
Однако Тони ободряюще стиснул руку Алекс, помогая ей выйти
из кареты.
– Не забудьте оставить для меня сегодня танец, – прошептал
он, улыбаясь в ее лучезарные глаза.
– Если хотите, можете получить все, – рассмеялась девушка и
взяла его под руку, совершенно не подозревая, как заворожен Тони ее красотой.
– Мне придется стоять в длинной очереди, – хмыкнул он, – но
думаю, даже при этом я получу столько удовольствия, сколько не испытывал за
последние несколько лет!
Первые полчаса в доме лорда и леди Уилмер Тони казалось, что
его предсказание сбывается. Он нарочно прошел вперед, чтобы наблюдать
торжественное появление бабушки и Александры. Вдовствующая герцогиня Хоторн
походила на наседку, зорко охраняющую свое потомство: грудь вперед, спина
неестественно прямая, подбородок вздернут. Всем своим видом она положительно
провоцировала каждого попробовать усомниться в ее мнении или попытаться сказать
хоть слово против Александры.
Зрелище приковало взгляды всех присутствующих. На целую
минуту пятьсот наиболее избранных, скучающих и утонченных представителей
высшего общества оставили все разговоры и изумленно воззрились на самую
уважаемую, устрашающую и влиятельную аристократку, которая покровительственно
распростерла крылья над молодой, никому не известной дамой. Потом все словно по
команде стали перешептываться. Монокли и лорнеты, однако, были направлены не на
герцогиню, а на несравненную красавицу, не имевшую ни малейшего сходства с
измученной бледной девушкой, присутствовавшей в церкви во время заупокойной
службы.
Стоявший подле Энтони сэр Родерик Карстерз надменно
приподнял брови и процедил:
– Хоторн, надеюсь, вы откроете мне, кто эта темноволосая
леди рядом с вашей бабушкой?
Энтони с непроницаемым видом обернулся к Карстерзу:
– Вдова моего кузена, герцогиня Хоторн.
– Да вы шутите! – протянул Родди с чем-то весьма напоминающим
удивление, что само по себе было невероятным, поскольку его вечно пресная
физиономия никогда ничего подобного не выражала. – Не хотите же вы сказать, что
это очаровательное создание – тот самый тощий несчастный воробушек, которого я
видел на поминальной службе по Хоку?!
Пытаясь скрыть свое раздражение, Тони сдержанно ответил:
– Она тогда была слишком молода и не оправилась от
потрясения.
– По-видимому, с годами «настоялась», – сухо заметил Родди,
поднимая лорнет. – Совсем как старое вино. Да, ваш кузен всегда был ценителем
вин и женщин. Она делает честь его репутации. Кстати, – продолжал он,
растягивая слова и все еще не отводя глаз от Александры, – говорят, что
прелестная балерина Хока с тех пор не пустила в свою постель ни одного мужчину!
Просто уму непостижимо, не правда ли, как подумаешь, что в наше время любовница
может быть куда более верной, чем законная жена!
– На что вы намекаете? – взорвался Энтони.