– Намекаю? – переспросил Родди, обращая на него
саркастический взор. – Помилуйте, ни в коей мере! Но если вы не хотите, чтобы
общество пришло к тому же заключению, что и я, не советую вам неотступно
наблюдать за ней с таким откровенно ревнивым блеском в глазах. Она, кажется,
живет с вами в одном доме, не так ли?
– Заткнитесь! – рявкнул Энтони. Однако сэр Карстерз,
настроение которого менялось с фантастической быстротой, беззлобно улыбнулся:
– Танцы вот-вот начнутся. Представьте меня даме. Я претендую
на первый.
Энтони поколебался, стискивая зубы. Он не мог, не имел права
отказать Родди в просьбе, более того, прекрасно знал, что, если все-таки
уклонится, Карстерз не задумается уничтожить репутацию Александры, повторив
только что высказанное им измышление. А Родди был самым влиятельным членом
круга, в котором вращался Тони.
Энтони унаследовал лишь титул Джордана, но не его
высокомерие и непробиваемую самоуверенность, завоевавшие тому непререкаемый
авторитет в высшем обществе. Он понимал, что герцогиня обладала возможностями
оградить Александру от холодного презрения и оскорблений, вынудить престарелых
дам и джентльменов отнестись к девушке с некоторой снисходительностью, но не
могла заставить поколение Тони с готовностью принять ее. В отличие от Родди
Карстерза. Молодые аристократы жили в постоянном ужасе, опасаясь острого,
ядовитого языка Родди, и ни один человек не желал стать объектом его утонченных
издевательств.
– Конечно, – наконец выговорил Тони, исполненный самых
мрачных предчувствий.
Только к концу вальса Александра немного успокоилась и
перестала отсчитывать такт. Как раз в тот момент, когда она решила, что теперь
уж не собьется и не наступит на лакированные сапоги элегантного партнера, со
скучающим видом кружившего ее по залу, тот произнес нечто такое, отчего худшие
опасения девушки едва не сбылись.
– Скажите, дорогая, – снисходительно улыбаясь, осведомился
он, – каким образом вы умудрились так расцвести в замораживающем всех и вся
обществе вдовствующей герцогини Хоторн?
Гром музыки все нарастал, и Александра, убежденная, что
неверно расслышала, пролепетала:
– Я… Прошу прощения?
– Я выражал восхищение вашим мужеством и стойкостью: не
каждому удастся выжить целый год рядом с нашей самой прославленной льдышкой –
вдовствующей герцогиней. Примите мои соболезнования по поводу того, что вам
пришлось вынести.
Александра, не обладавшая ни малейшим опытом ведения легкой,
ни к чему не обязывающей светской беседы, не знала, что в этом и состоит
величайшее искусство вращения в обществе, не понимала, что от нее требуется
всего лишь находчивый ответ, и поэтому возмущенно выпалила, мгновенно выступив
на защиту женщины, которую успела полюбить:
– Очевидно, вы плохо знакомы с ее светлостью.
– Ошибаетесь. И повторяю, что искренне вам сочувствую.
– Я не нуждаюсь в вашем сочувствии, милорд. Вы, должно быть,
совсем не знаете ее, если позволяете себе говорить подобные вещи.
Родди Карстерз с холодным неодобрением оглядел девушку:
– Осмелюсь заметить, я знаком с ней достаточно хорошо, чтобы
временами страдать от обморожения. Старуха – настоящий дракон.
– Она благородна и добра!
– Вы, – бросил он с глумливой ухмылкой, – либо боитесь
сказать правду, либо самая наивная пташка из всех, кого я знаю.
– А вы, – парировала Алекс с высокомерно-презрительным
видом, сделавшим бы честь самой герцогине, – либо слишком слепы, чтобы видеть
истину, либо исключительно злы от природы.
И в тот миг, когда прозвучали последние аккорды вальса, она
нанесла Родди непростительное и публичное оскорбление, повернувшись спиной и
оставив его стоять в центре зала.
Не замечая устремленных на нее взглядов, девушка вернулась к
Тони и герцогине, но ее поступок уже был замечен гостями, многие из которых не
преминули позлословить над явной неудачей гордого рыцаря с молодой герцогиней.
В свою очередь, сэр Родерик не упустил случая сообщить всем своим знакомым о
том, что находит герцогиню Хоторн глупым, тщеславным отродьем, невоспитанной,
безмозглой девчонкой и к тому же невероятно скучной.
К несчастью, уже через полчаса Александра, сама того не
желая, полностью подтвердила мнение о ней Родди и сумела убедить всех гостей,
что она и в самом деле чрезвычайно глупа. Она стояла в большой компании
роскошно одетых молодых людей, самому старшему из которых едва исполнилось
тридцать. Несколько человек оживленно обсуждали вчерашний балет и неоспоримый
талант балерины Элиз Грандо. Обернувшись к Энтони, Александра, чуть повысив
голос, чтобы тот расслышал ее в толпе, невинно поинтересовалась, любил ли
Джордан балет. Остальные, мгновенно замолчав, уставились на нее с
непередаваемой смесью смущения и пренебрежения.
Второй инцидент произошел немного погодя. Энтони оставил
Алекс среди людей, с увлечением споривших о приемлемой длине воротничков.
Александра, скучая, обводила глазами зал и вперилась взглядом в двух
необыкновенно красивых женщин. Обе стояли почти рядом, но спинами друг к другу
и в этот момент рассматривали Александру вполоборота. Одна – холодноватая
блондинка лет двадцати восьми, другая – роскошная брюнетка, немного помоложе.
Когда-то Джордан сказал, что она напоминает ему портрет
Гейнсборо, однако эти женщины были достойны кисти самого Рембрандта!
Но тут, поняв, что мистер Уоррен о чем-то ее спрашивает,
Александра извинилась за рассеянность и осторожным кивком показала на женщин,
которые отвлекли ее внимание.
– Ну разве они не самые прелестные существа на свете? –
спросила она с искренней улыбкой и без всяких признаков ревности.
Ее соседи сначала оглядели дам, потом Александру. Брови
поползли вверх, глаза широко раскрылись, а поспешно поднятые веера скрыли
насмешливые улыбки. К концу бала все уже знали, что вдова Хока восхищалась
двумя его бывшими любовницами – леди Эллисон Уитмор и леди Элизабет
Грейнджфилд. И эта последняя сплетня оказалась столь забавной, что все увидели,
как обе дамы, чью дружбу уничтожила страсть к одному мужчине, впервые за два
года неудержимо смеются вместе, словно лучшие подруги.
Александра, к счастью, осталась в неведении относительно
своего очередного промаха, однако все-таки заметила, что гости исподтишка над
ней посмеиваются. По дороге домой девушка умоляла Тони признаться, какую
оплошность она совершила, но тот лишь погладил ее по плечу и заверил, что она
«имела огромный успех». Герцогиня, со своей стороны, заметила, что Александра
«показала себя во всем блеске».
Однако, несмотря на это, девушка интуитивно почувствовала
что-то неладное. В последующую неделю, заполненную балами, зваными вечерами и
музыкальными утренниками, косые, насмешливо-язвительные взгляды, направленные
на нее, становились почти невыносимыми. Сбитая с толку, оскорбленная Алекс
старалась искать убежища среди ровесников герцогини, которые, казалось, не
считали ее забавным, весьма странным, жалким созданием. Более того, им она
иногда могла поведать очередную чудесную историю о храбрости и отваге Джордана,
слышанную от слуг Хоторна, как, например, тот случай, когда он спас утопающего
Смарта.
