– Родди утверждает, что Элиз Грандо стала его любовницей, –
пояснила Летти, кивая на ослепительную красотку, казавшуюся равнодушной к
внезапному исчезновению герцога Хоторна вместе с леди Элизабет Грейнджфилд.
– Вздор! – воскликнула семнадцатилетняя дебютантка,
помешанная на правилах приличия. – Будь это так, он ни за что не привез бы ее
сюда! Не посмел бы!
– Посмел бы! – объявила другая молодая леди, не отрывая
взгляда от дверей, через которые только что прошла парочка, и, по всей
видимости, с нетерпением ожидая снова увидеть легендарного любовника. – Моя
мама говорит, Хоторн делает все, как пожелает, и ничуть не считается с мнением
остальных.
В эту минуту предмет этого и десятка других разговоров
стоял, прислонившись к каменным перилам балкона, с нескрываемым раздражением
глядя в сверкающие слезами голубые глаза Элизабет.
– Ваша репутация окончательно погублена, Элизабет. Будь у
вас хоть капля разума, вы удалились бы в загородное поместье вместе с недужным
мужем хотя бы на несколько недель, пока не уляжется скандал из-за дуэли и не
утихнут сплетни.
Элизабет, судорожно стараясь казаться веселой, пожала
плечами:
– Сплетни меня не трогают, Джордан. Я графиня, а графиня
всегда вне подозрений. – В голосе женщины зазвенела горечь; горло словно
перехватило тоской. – И не важно, что мой муж на тридцать лет старше. Зато
родители гордятся дочерью, сумевшей присоединить очередной титул к фамильному
имени.
– Нет смысла жалеть о прошлом, – возразил Джордан, с трудом
сдерживая нетерпение. – Что сделано, то сделано.
– Но почему ты не попросил моей руки, перед тем как
отправиться на эту дурацкую войну в Испанию? – задыхаясь, спросила она.
– Потому что, – грубо отрезал Джордан, – не хотел на тебе
жениться.
Пять лет назад герцог предполагал когда-нибудь, в отдаленном
будущем, посвататься к Элизабет, но и тогда желал обзавестись женой не больше,
чем сейчас, и между ними ни о чем не было договорено, до того как он уехал в
Испанию. Год спустя отец девушки, действительно готовый на все, чтобы добавить
новый титул к генеалогическому древу, настоял на том, чтобы дочь вышла за
Грейнджфилда. Получив письмо Элизабет с сообщением о свадьбе, Джордан почти не
почувствовал тяжести потери. С другой стороны, он знал Элизабет, когда оба были
еще подростками, и питал к ней определенную симпатию. Возможно, будь он рядом,
ему удалось бы убедить девушку не слушаться" родителей и отказать старому
Грейнджфилду… а возможно, и нет. Элизабет, как всем дамам ее круга, с детства твердили,
что ее обязанность – выйти замуж, повинуясь желанию отца и матери.
Но в любом случае Джордана в Англии в тот цемент не
оказалось. Через два года после кончины отца и несмотря на отсутствие законных
наследников, Джордан купил офицерский патент и отправился в Испанию сражаться
против Наполеона. Сначала его отвага и мужество были результатом
неудовлетворенности собственной жизнью, пренебрежения к опасности, но позже, по
мере того как он мужал, ратное искусство, приобретенное в кровавых битвах,
помогло ему сохранить жизнь и снискать репутацию блестящего стратега и
непобедимого противника.
Четыре года спустя он вышел в отставку и вернулся на родину,
дабы принять на себя ответственность и обязанности, налагаемые титулом и
происхождением. Теперешний Джордан Таунсенд разительно отличался от того
молодого человека, давным-давно покинувшего страну. Когда он впервые после
возвращения появился на балу, эти перемены были очевидны любому – по контрасту
с бледными лицами и скучающе-вялой томностью остальных джентльменов кожа
Джордана была почти черной от загара, плечи и руки налились силой, манеры стали
резкими и властными, и, хотя знаменитое обаяние Хоторнов все еще проскальзывало
в лениво-белозубой улыбке, герцога окружал ореол человека, постоянно бросавшего
вызов опасности и наслаждавшегося этим. Именно эту особенность женщины находили
непреодолимо и бесконечно волнующей, что лишь прибавляло Джордану
привлекательности – список его побед продолжал расти.
– Как вы могли забыть, что мы были предназначены друг для
друга? – всхлипнула Элизабет, поднимая голову, и, прежде чем Джордан успел
опомниться, встала на цыпочки и поцеловала его, тесно прильнув к нему
податливым нежным телом. Но стальные пальцы безжалостно впились в ее плечи.
Джордан бесцеремонно отодвинул женщину.
– Не будьте дурой! – уничтожающе рявкнул он. – Мы считались
друзьями, и только. Все случившееся в ту ночь было ошибкой. И теперь с этим
покончено. Элизабет попыталась придвинуться ближе.
– Я заставлю вас полюбить меня, Джордан, заставлю! Всего
несколько лет назад вы почти меня любили! И хотели, когда мы…
– Вернее, возжелал вашего соблазнительного тела, сокровище
мое, – намеренно жестоко перебил ее Джордан, – только и всего. Большего мне не
требовалось. Я вовсе не собирался ради вас прикончить вашего мужа на дуэли, так
что забудьте все свои коварные замыслы. Поищите другого глупца, который с
помощью пистолета добудет вашу свободу.
Элизабет, побледнев, тщетно смаргивала слезы, но не
осмелилась отрицать, что надеялась на гибель мужа от руки герцога.
– Мне ни к чему свобода, Джордан, мне нужен ты, –
пробормотала она сквозь рыдания. – Можешь считать меня только другом, но я
любила тебя еще с отрочества.
Признание вырвалось у нее с такой безнадежной, униженной
простотой, что любой человек, кроме Джордана Таунсенда, понял бы правдивость ее
слов, скорее всего был бы тронут… и даже испытал бы некоторую жалость к
бедняжке. Но Джордан давным-давно превратился в неисправимого, бесчувственного,
ожесточенного скептика во всем, что касалось женщин, и потому ответил на
вырвавшиеся из глубины души слова только безразличным пожатием плеч.
– Вытрите глаза, – велел он, протягивая ей белоснежный
платок.
Десятки глаз, исподтишка наблюдавшие за их возвращением в
бальную залу, отметили, что леди Грейнджфилд, выглядевшая крайне скованной и
бледной, немедленно уехала. Герцог Хоторн, однако, казавшийся совершенно
невозмутимым, тотчас подошел к прелестной балерине. И когда несколько мгновений
спустя они закружились в вальсе, присутствующие не без зависти отметили, какой
неотразимый магнетизм, какая искрящаяся энергия исходили от прекрасной,
бесспорно обаятельной пары. Изящная грация гибкого, хрупкого тела Элиз Грандо
идеально дополняла небрежную элегантность Джордана; рыжие волосы красиво
контрастировали с темными. Они легко двигались в такт музыке и были
великолепными, предназначенными самой природой друг для друга созданиями.
– Впрочем, как всегда, – небрежно бросила мисс Билдрап своим
приятелям, в зачарованном восхищении любуясь танцующими. – Хоторн каким-то
образом дает почувствовать женщине, с которой приехал, что именно она, и никто
другой, единственная на свете и создана только для него.
