Девушке не приходило в голову, что вежливые пожилые люди,
так внимательно слушавшие ее, естественно, понимали, как безнадежно и
смехотворно она все еще увлечена погибшим мужем, или что те же самые люди все
пересказывали родственникам помоложе, которые, в свою очередь. делились столь
неожиданными открытиями с друзьями.
Ее редко приглашали танцевать, и только мужчины, мечтавшие
завладеть огромным приданым, обещанным герцогиней, или те, кто был не прочь
затащить в постель женщину, бывшую замужем за человеком, пользовавшимся
сомнительной славой одного из самых известных распутников Англии. Александра
чувствовала, что никому из этих джентльменов она по-настоящему не нравится, и,
чтобы скрыть смущение и боль, прибегала к одному лишь способу, который смогла
придумать, – гордо вздергивала подбородок и холодно-вежливо давала понять, что
предпочитает оставаться в обществе герцогини и ее друзей.
В конце концов ее прозвали Ледяной Герцогиней, и в обществе
со смехом намекали, что Джордан Таунсенд, вероятно, предпочел гибель на дне
морском медленной смерти от холода в постели жены. Кое-кто злорадно припоминал,
как Джордана видели выходившим из роскошного дома, снятого им для прелестной
Элиз, в тот самый день, когда объявление о его женитьбе появилось в «Таймс».
Более того, из уст в уста передавался слух, будто последняя
любовница герцога, смеясь, говорила одному из его приятелей, что женитьба
Джордана «была вынужденным неудобством» и что он не имел ни малейшего намерения
порывать с ней.
Уже две недели спустя Александра мучительно сознавала, что
стала безнадежным изгоем, хотя не понимала причины всеобщего презрения и видела
лишь, что свет обращается с ней либо снисходительно, либо насмешливо, а подчас
и с неприкрытым пренебрежением. По-видимому, она жестоко опозорила Джордана, и
именно это ранило больнее всего. Она часами простаивала перед его портретом,
пытаясь не плакать, безмолвно извиняясь за провал и умоляя ее простить.
– Ты меня слышишь, Хоторн? Очнись, парень! Джордан с почти
нечеловеческим усилием подчинился произнесенному шепотом приказу и медленно
приподнял веки. Слепящий белый свет лился сквозь маленькие отверстия в стенах,
обжигая глаза, и невыносимая боль снова бросила его в темный провал небытия.
Когда он вновь пришел в себя, была ночь. Перед глазами
маячило угрюмое лицо Джорджа Моргана, еще одного пленника с «Ланкастера»,
которого Джордан не видел с тех пор, как обоих три месяца назад сняли с
французского корабля.
– Где я? – пробормотал он, чувствуя, как сочится кровь из
пересохших, потрескавшихся губ.
– В аду, – мрачно пояснил американец. – Вернее сказать, во
французской тюрьме.
Джордан попытался поднять руку и обнаружил, что тяжелые цепи
тянут ее вниз. Проследив взглядом за направлением цепи, Джордан увидел, что она
прикреплена к ввинченному в каменную стену железному кольцу. Он продолжал
недоуменно изучать оковы, не в силах уразуметь, почему Джордж Морган может
свободно передвигаться. Поняв причину его недоумения, тот объяснил:
– Неужели не помнишь? Это часть твоей награды за то, что ты
напал на тюремщика и сломал ему нос, не говоря уже о том, что едва не перерезал
ему глотку его же кинжалом, когда тебя привели сюда.
Джордан закрыл глаза, но так и не смог ничего припомнить.
– А остальная часть? – хрипло спросил он наконец.
– Три-четыре сломанных ребра, лицо в синяках и спина,
похожая на кусок сырого мяса.
– Очаровательно, – процедил Джордан. – А по какой причине
они предпочли меня покалечить, но не убить?
Холодно-бесстрастный тон герцога вызвал восхищенный смех
Джорджа.
– Черт возьми, вы, британские аристократы, и глазом не
моргнете, даже если вас будут распинать! – И, произнеся этот сомнительный
комплимент, Джордж окунул оловянную чашку в ведро с затхлой водой, выплеснул,
сколько мог, плавающей на поверхности зелени и поднес чашку к окровавленным
губам Джордана.
Тот попытался сделать глоток, но тут же с отвращением
сплюнул. Однако Джордж снова прижал чашку ко рту беспомощного Джордана.
– Понимаю, это не лучшая мадера, к которой ты привык, и не
подана в прозрачном хрустальном кубке, но если не выпьешь, то лишишь наших
тюремщиков радости прикончить тебя собственными руками и они сорвут злость на
мне.
Брови Джордана сошлись, но, поняв, что американец шутит, он
через силу выпил немного омерзительно пахнущей жидкости.
– Вот так-то лучше. Видать, ты вечно ищешь приключений на
свою голову, – усмехнулся Джордж, продолжая, однако, с озабоченным видом
бинтовать грудь Джордана полосками, оторванными от собственной рубашки. – Ты
мог бы избежать побоев, научи тебя твоя мамаша вежливо обращаться с двумя
тюремщиками, злыми как собаки, да к тому же вооруженными до зубов.
– Что ты делаешь?
– Пытаюсь перетянуть тебе ребра. Кстати, французишки не
убили тебя, потому что ты вроде бы козырная карта, которую они намереваются
использовать на тот случай, если англичане захватят в плен одного из них, того,
кто поважнее. Я своими ушами слышал, как какой-то офицер говорил это другому.
Конечно, черта с два ты останешься в живых, если будешь все время оскорблять
тюремщиков и пытаться грубо выкрасть их оружие. Видать, я зря тащил тебя из
воды и помог добраться до того французского фрегата, который привез нас сюда.
– Я так плохо выгляжу? – спросил Джордан без особого
интереса.
– Скажу по правде, еще одна стычка – и те две молодые дамы,
которыми ты бредил, вряд ли останутся тебе верны.
Слабость вновь сжала тиски, стремясь затянуть Джордана в
бездонную черную яму. Но Джордан сопротивлялся, предпочитая боль забытью.
– Какие две дамы?
– Тебе лучше знать. Одну зовут Элиз. Это твоя жена?
– Любовница.
– А Александра?
Джордан моргнул, пытаясь прояснить затуманенное сознание.
Александра. Александра…
– Ребенок, – пробормотал он, смутно припоминая темноволосую
девочку, размахивающую прутиком на манер шпаги. – Нет, – прошептал Джордан с
болезненным сожалением, удивляясь, как быстро проносится перед глазами вся не
такая уж долгая жизнь, пустая, потраченная на бессмысленные связи и распутство,
единственным светлым пятном в которой была внезапная женитьба на
впечатлительной, очаровательной девушке, с которой он делил постель всего
однажды. – Моя жена.
– Неужели? – потрясение промолвил Джордж. – Жена, ребенок и
любовница? Вот это да!
– Нет, – поспешно поправил его Джордан. – У меня нет детей.
Жена. И несколько любовниц.