– Алекс? – выдохнул Джордан, напрягая руки и плечи в почти
бесплодной попытке усмирить неистовые потребности тела и не ворваться в нее
одним рывком, до самого конца.
Высвободив руку, он осторожно взял пальцами ее подбородок и
повернул лицо Алекс к себе.
– Открой глаза и взгляни на меня, – тихо приказал он.
Мокрые ресницы поднялись, и он уставился в полные слез –
аквамариновые глаза.
– Я сделал тебе больно? – недоверчиво спросил он. Александра
всхлипнула и покачала головой, борясь с безудержным порывом умолять его взять
ее, любить всем сердцем и телом. Боже, она жаждала этого с того момента, как он
лег рядом и обнял ее. Потому и плакала. Всего за несколько мгновений его ласки
сломили все барьеры, воздвигнутые в ее душе, оставили такой же слабой и
беспомощной, страстно стремившейся к нему, как… полтора года назад, когда она
была наивной девочкой.
– Дорогая, что с тобой? – допрашивал он, наклоняясь и
сцеловывая слезу с ее щеки. – Ты не хочешь меня?
Именно этот смиренный, мальчишески невинный вопрос и это
нежное словечко «дорогая» окончательно лишили ее воли.
– Хочу, – прошептала Александра, глядя в его глаза и видя
страсть, которую Джордан старался притушить.
– Почему же ты плачешь? – допытывался он.
– Потому, – призналась Алекс задыхаясь, – что я не хочу
хотеть вас.
Полустон-полусмех сорвался с губ Джордана как раз в тот
момент, когда он запустил пальцы в ее роскошные волосы и одновременно глубоко
вошел в нее. Она порывисто выгнулась, и Джордан потерял голову.
– Я хочу тебя, – прохрипел он, и снова подался вперед, входя
в нее глубже и глубже, а в сердце его росла радость, потому что жена, обхватив
его плечи, пылко отдавалась бурному желанию. – Я так тебя хочу, – охнул он, –
что не могу ждать.
Ее ногти впились в окаменевшие мышцы его спины, бедра снова
приподнялись, и Джордан излился в нее с силой, сорвавшей с его губ имя жены в
негромком вскрике.
Наконец он отстранился и лег рядом, не выпуская ее из
объятий, ожидая, пока дыхание немного успокоится. Глядя в темноту, Джордан
ощутил, что рассудок начинает потихоньку возвращаться, а вместе с ним и две
невероятные, ошеломляющие мысли. Неужели он действительно спрашивал жену, хочет
ли она его, словно зеленый юнец, моливший о милости? Никогда за всю жизнь он не
задавал женщинам подобных вопросов. И никого так не торопил лечь в постель, как
Александру, и ни разу, ни разу так быстро не растрачивал себя. Гордость его
была невольно задета – до сих пор Джордан всегда старался дать наслаждение
женщине.
Александра чуть шевельнулась и запрокинула голову, чтобы
лучше видеть его лицо в неярком свете свечей. Губы Джордана были плотно сжаты;
он казался погруженным в невеселые раздумья.
– Вы сердитесь? – прошептала она тоскливо. Джордан вздохнул
и грустно улыбнулся.
– На себя.
– Почему? – с неподдельной тревогой настаивала эта
прелестная, невинная обнаженная женщина, прильнувшая к нему.
– Потому что я… – Он тряхнул головой и тут же осекся.
«Потому что я слишком хочу тебя, – гневно признался он себе.
– Потому что потерял самообладание. Потому что простого прикосновения твоей
руки достаточно, чтобы я начал сходить с ума от желания. Потому что ты злишь
меня куда больше, чем любое существо на земле, и даже в порыве самой
неукротимой ярости я способен смеяться твоим выходкам. Потому что во всем, что
касается тебя, я уязвим. Слаб…»
В ушах зазвучал пренебрежительный голос отца:
«Мужчина не должен быть мягок, Джордан… Мужчина жесток,
несгибаем, силен… Мужчина должен доверять только самому себе… Мы используем
женщин, чтобы получить удовольствие, но не нуждаемся в них… Мужчина ни в ком не
нуждается…»
Джордан постарался выбросить из головы назойливые
воспоминания и признался себе, каким фарсом была супружеская жизнь его
родителей. Зря он не увез Алекс в другое поместье – здесь слишком властвуют
призраки прошлого.
От тяжелых дум Джордана отвлек робкий голос Александры:
– Можно я вернусь к себе? По-моему, я чем-то расстроила вас.
Сердце Джордана неожиданно сжалось. Неужели она
действительно так считает?
– Наоборот, – запротестовал он, улыбаясь, чтобы скрыть
истинные чувства. – Ты чересчур мне угодила.
Александра приняла такой скептический вид, что Джордан
усмехнулся.
– В постели, – шутливо поправился он. – В обычной жизни ты
ухитряешься постоянно меня бесить. Думаю, единственное решение, – добавил он,
ощущая, что желание загорелось в крови с новой силой, – не выпускать тебя из
постели.
Наклонив голову, он завладел ее сладостными губами в дерзком
поцелуе, немного успокоившем натянутые нервы. Джордан решил, что слишком много
значения придает случившемуся. В конце концов, впервые с тех пор, как ему
исполнилось четырнадцать, он обходился без женщины пятнадцать месяцев! Естественно,
он слишком волновался, слишком торопился…
И на этот раз Джордан ласкал ее целую вечность, мучительно
сдерживая собственные порывы, снова и снова приводя Александру к вершинам
исступленного наслаждения, прежде чем самому забыться в экстазе.
На посветлевшем небе уже протянулись широкие розовые полосы,
когда Джордан, овладев ею в последний раз, наконец погрузился в сон.
Александра, осторожно подняв его тяжелую руку со своего
бедра, отодвинулась и выскользнула из постели. Не привыкшая к таким долгим, безудержным
ласкам, она ослабела, поникла, по телу струилась восхитительная усталость.
Неслышно обойдя кровать, она подняла сорочку и пеньюар, оделась и нерешительно
посмотрела на мужа. Темные волосы чернильным пятном выделялись на белизне
подушки; сон смягчил неумолимо жесткие черты, и теперь его лицо казалось
добрым, совсем мальчишеским. Простыня сползла до пояса, обнажая мускулистые
руки и широкую Грудь. Только сейчас Александра увидела, что торс его тоже
загорел – по-видимому, на корабле он обходился без сорочки. И кроме того,
сильно похудел. Очень сильно.
Она долго глядела на Джордана, наслаждаясь возможностью
беспрепятственно любоваться им. Он великолепен, поистине великолепен! Говоря по
правде, она была не совсем наивна и глупа, когда сравнивала мужа с Давидом.
Александра с бессознательной нежностью наклонилась, прикрыла
его плечи простыней, но уходить не торопилась. При одном воспоминании о том, с
какой тревогой он спросил, хочет ли она его, словно боялся услышать ответ, по
телу пробегали колкие мурашки озноба.