– Чтоб от веры отказался?
– Да нет, не так все просто. – Епископ беспокойно оглянулся, но потом махнул рукой: – Больно много лазутчиков тут. Не ханских, тому про веру слушать безразлично, папских! То и дело то один, то другой вроде мимо проезжает, а потом вдруг остается и все шепчет и шепчет на ухо хану гадости разные про русских.
– Так, может, и впрямь с Римом объединиться, вот вражды бы и не было?
– Что ты, князь?! Русь верой держится, иначе под татарами давно погибла бы вовсе! Пойми, нельзя людям и под ханской пятой, и под папской одновременно быть! И хану отдай, и папе!
– А так разве не дают? Своя-то церковь небось тоже берет?
– Так в своей и остается. Церквям на восстановление идет, обителям… А папе, поди, в Рим отправлять придется.
– Ну, не в Рим… – чуть смутился Даниил.
– К тому же рыцарей разных с крестами да в сутанах, жадных до русского добра, набежит. Я раньше в Пскове служил, знаю. Стоит им на землю своими железными ногами ступить или конем закованным въехать, как русские и не люди вовсе, сразу рабами считают.
– А татары не так?
– Если б рыцари от татар защищали, я молчал бы. Но запомни, князь Даниил Романович, никогда рыцари и папа на твою защиту не встанут, никогда! Ты для них и вся Русь только щит перед Батыем или каким другим ханом.
Даниил вспомнил Дрогичин и вынужден был согласиться. Еще много раз будет сомневаться князь, спорить и даже поссорится с другим Кириллом – митрополитом Киевским, который после ссоры уйдет во Владимир, чтобы крепить единство русской православной церкви. А князь все же выберет союз с папой римским, хотя своей веры не сменит, останется православным.
– Татары тем примечательны, что никакую веру в своих пределах не обижают. Презирать презирают, но не трогают. Говорят, у их Чингисхана завет такой был, чтоб чужих богов не обижать, но чтить только своих. Слышно, в Каракоруме самые разные церкви есть, и христианские, и магометанские, и всякие другие. Батый у себя тоже так хочет.
– Вот и у нас на Руси так надо, чтоб не мешали одни другим!
– Так ведь чтоб не мешали! А папских толстомордых только пусти, вмиг их власть окажется! Нет, Даниил Романович, Русь жива, пока вера наша жива!
Разговор не нравился князю, который и без того сомневался, и он поспешил перевести на другое:
– А все же почему за князя Ярослава Всеволодовича боишься?
– А из-за этих ушлых и боюсь. Он вроде сначала-то и решил им какую волю дать, а потом, когда Ярославич их побил и обещал бить столько, сколько на землю Русскую наползать станут, и отец от договоров отказался. Папа такого не потерпит, чую, оговорили нашего Ярославича перед погаными, они это умеют…
Разговор прервало появление посланника от хана, Батый звал на пир. Пришлось распрощаться с разговорчивым и убежденным в своей правоте ростовчанином Кириллом.
Ростовский епископ не успел рассказать князю о русской женщине из Волыни, которая вчера подошла к нему нежданно и попросила защиты. Лицо ее изуродовано шрамом, но по всему видно, что раньше была красавицей. Ее муж сотник только что помер, и теперь женщине угрожала голодная смерть, как любой другой на ее месте. Никому не нужная некрасивая вторая жена… Кирилл сразу почуял недоброе, она словно заранее просила прощения за грех самоубийства, а потому оставил бедолагу у себя. Никто интересоваться ее судьбой не стал, в Орде достаточно красивых женщин.
Сказал, что как раз в Сарае галицкий князь, что можно вернуться, но та шарахнулась, словно от зачумленного, и епископ решил, что шрам получен не в Орде, а на Волыни. Отвел к своему жилищу, пообещав забрать в Ростов. Кажется, это очень обрадовало женщину. Правда, она упорно пока не называла своего имени, но Кирилл надеялся, что со временем оттает и все расскажет сама.
Галицкий князь не почуял сердцем близость своей давней любви, не заметил, что за ним издали следит женщина, старающаяся скрыть лицо за большим платом, ему было не до того, решалась судьба Галицко-Волынского княжества и его собственная тоже.
Даниил решил на обратном пути поговорить с игуменом Михаилом и по возвращении с митрополитом Кириллом. С епископом Кириллом больше встретиться не довелось, тот уехал уже на следующий день. Скоро отправился домой и сам Даниил. Батый выдал ему грамоту на Галич, позже такие грамоты стали звать ярлыками…
ПЛАНО КАРПИНИ
В пути князь едва не разминулся с другим монахом – посланцем папы римского к Батыю Иоанном Плано Карпини, ехавшим как раз из Владимира-Волынского. Вообще-то толстенького, пыхтящего от малейшей натуги Карпини еще в Мазовии встретил князь Василько Романович. Узнав, что едет к Батыю, очень пожалел, что монах не появился раньше:
– Жаль, нет в Холме Даниила.
Карпини оживился:
– У меня к князю послание от папы Иннокентия есть.
– Ну, это уж ты только в Орде отдать сможешь. К Батыю уехал князь Даниил Романович.
Очень хотелось спросить, о чем речь, но Василько сдерживался. Однако монах принялся рассказывать сам. Такая опасность надвигается на христиан, а они врозь! Князь согласился, как тут не согласиться? Все европейские государи в ужасе от этой напасти, в храмах день и ночь шли молитвы, народ постился, немецкий император призывал собирать всеобщее войско, король Франции острил мечи. Но папа Иннокентий IV желал миром утишить бурю и поспешил отправить к хану Батыю монахов с миролюбивыми письмами.
Князь Василько вспомнил разоренные земли Руси, усмехнулся:
– Хана уговаривать что медведя-шатуна, он послушать-то, может, и послушает, но сделает по-своему.
– Я, сын мой, уповаю на Божью помощь и волю.
– Господь помогает тому, кто помогает себе сам! Чего папа от Руси-то хочет?
Поскучневший было монах оживился:
– Не время христианам пред такой опасностью врозь быть! Папа Иннокентий зовет всех христиан под свою руку встать.
– Крестовый поход против поганых, что ли?
Карпини испугался, почти замахал руками:
– Нет, что ты! Пока нет!
Разговора не получалось, каждый тянул в свою сторону, монах твердил о папской милости и возможности для князя Даниила короны, а Василько пытался выторговать хоть какую-то помощь в борьбе с татарами.
И все же велеречивый монах сумел втереться в доверие, Василько забрал его с собой сначала во Владимир-Волынский, а потом проводил едва ли не до Киева, снабдив на дорогу всем необходимым и большим количеством мехов для подарков хану и его женам. Карпини потирал руки, верно говорили, что в Польше и Руси деньги не считают и могут одарить, если понравишься. Мазовецкие пани во множестве снимали с себя украшения, чтобы было что взять с собой монаху, паны вручали связки мехов, а уж на Руси и вовсе готовы снять последнюю рубаху, если нужно. Поездка получалась совсем недорогой…
