В Фивах Клеопатра показала Цезарю еще одно чудо. Предупредив, что подняться придется до рассвета, чтобы успеть с первыми лучами солнца к храму АмонаРа на западном берегу Нила.
– Мы там уже были.
– Неважно, мы были вечером, в Маамон, а надо на рассвете в Мемнон.
– Еще раз и понятно, пожалуйста.
– Египтяне называют восход солнца Мемнон, когда оно на самом верху небесного свода – это Амон, а закат – Маамон. Нужно быть у статуй в Мемнон.
– Зачем?
В ответ загадочная улыбка:
– Там услышишь.
Действительно, услышал. Стоило первым солнечным лучам показаться изза горизонта, как Клеопатра приложила палец к губам, призывая к тишине. Стоявшие вокруг египтяне замерли и без повеления царицы, римляне не могли понять в чем дело, но затихли и они. Потому что огромная правая статуя вдруг начала… петь!
Сначала Цезарю показалось, что это просто розыгрыш, поет ктото прячущийся за ней, но быстро понял, что это колосс фараона действительно приветствует мать богиню зари! Звуки не выводили мелодию, они просто длились, повышаясь с каждой минутой, были протяжными и очень чистыми. Римляне поняли, что никогда и нигде больше не слышали столь чистых и столь точных звуков.
Солнце взошло, в этот миг прекратилось и пение, закончившись на самой высокой из чистых нот!
Вокруг уже рассыпались солнечные лучи, засверкали на водной глади Нила, можно отправляться обратно, а Цезарь все стоял, потрясенный, и вслушивался, так хотелось, чтобы звуки появились снова.
– Хочешь услышать еще? Только завтра на рассвете. Знаешь, греческие музыканты специально приезжают к колоссу, чтобы услышать эти семь основных чистых нот.
Вечером Клеопатра поинтересовалась, не жалеет ли Цезарь, что поплыл с ней по Нилу?
– Ты хотела показать, насколько Египет богаче Рима?
– Я хотела показать, что есть другой мир, кроме римского, в котором живут люди, добившиеся не меньшего, хотя и живут не как вы.
– Скажи тогда, почему же эллины не приняли египетскую культуру, почему живут в Египте особняком?
Клеопатра вздохнула:
– Не знаю… сама думала об этом. Наверное, чтобы принять ее, нужно прожить столько же, сколько она существует. Они другие, и как бы я ни старалась, мне не понять их преклонения перед фараоном, как перед живым богом. Хотя это приятно – чувствовать себя живым воплощением богини.
Цезарь рассмеялся:
– Особенно когда приказываешь разлиться огромной реке?
Но, несмотря на смех, он удивился серьезности размышлений любовницы. Похоже, судьба подарила ему встречу с самой необычной женщиной из всех возможных. У Клеопатры не поймешь чего больше – капризной женственности или цепкого мужского ума. Может, она и притягательна именно этой смесью?
Почемуто появилась твердая уверенность, что ее саму ждет необычная судьба и очень долгая слава. Одновременно показалось, что и судьба и слава будут вовсе не такими, каких эта женщина заслуживает. Судьба не всегда справедлива к людям, особенно если те стоят многого.
Впервые в голову Цезаря пришла мысль, какой была бы Клеопатра, родись она в Риме. Неужели такой же ветреной и развратной, как остальные матроны, которых он знал? Нет, они не все ветрены и развратны, взять хотя бы его собственную жену Кальпурнию. Она образец верности и нравственности. Но как же далеко римлянке до египетской царицы в остальном!
А другие? В Риме очень много достойных женщин, умных, красивых, прекрасных душой и телом. И тут он понял, как все же хочется домой! Хотя бы просто пройтись по узким улицам Рима, услышать родную латынь, вдохнуть невообразимую смесь запахов Форума, поспорить с Цицероном, похлопать по плечу Марка Антония, улыбнуться Сервилии, пошутить с ехидной Фульвией… Хорошо на Ниле и в Александрии, но дома все равно лучше.
Гдето вдали в пустыне раздался смех гиен. Но не хохот противных животных разбудил Цезаря, а какоето смутное ощущение беспокойства. Гай Юлий не привык прислушиваться к ощущениям, он всегда действовал согласно разуму, быстро, четко и настойчиво. Цезарь сам себе дивился в последние месяцы. Вместо того чтобы и здесь поступать по римским обычаям, он словно тряпка во всем потворствует женщине!
Цезарь лежал в своей привычной позе – на спине, руки за головой. Клеопатра как обычно свернулась калачиком. Чуть покосившись на спящую любовницу, которую не беспокоили голоса пустыни, он осторожно спустил ноги с ложа, оделся и вышел на палубу.
Перед рассветом ночь темнее всего, но гдето на самом краю уже угадывался слабый отсвет будущего утра. Ночные хищники заканчивали свою охоту и убирались восвояси, а дневные еще не проснулись. На самом корабле спали все, кроме стражи и Цезаря. Спал, казалось, даже сам Нил, его вода чуть плескалась, ударяясь в борта.
Римлянин немного постоял, глядя вдаль на темные силуэты скал на берегу, потом принялся смотреть на темную воду внизу.
Мысли снова вернулись к нынешним делам. На завтра назначен разворот огромного судна. Это не такое уж простое дело, никаких рулевых весел не хватало, чтобы справляться с монстром, его все время приходилось тащить десятком других лодок и кораблей. Но не бросать же «Александриду» посреди Нила? Хотя для себя Цезарь уже решил, что если разворот не удастся с первой попытки или чтото пойдет не так, то он настоит на отплытии обратно на нормальной быстроходной триере.
У борта плеснула большая рыбина. Чего это она так рано, до света еще есть время?
И снова мысли вернулись к Клеопатре. Цезарь познал в своей жизни немало женщин, причем самых разных – умных и глупеньких, знатных и не очень, совсем молоденьких и опытных, но все они были красивы. И ни одна из них не имела над ним власти. Цезарь много лет привязан к умнице Сервилии, давно уже не как к любовнице, а как к прекрасной собеседнице и советчице, но и та, как ни старалась, не властна над устремлениями консула Рима.
С Клеопатрой совсем иначе. Египетская царица некрасива, хотя удивительно умна и разносторонне образованна. Кажется, что она не прилагает ни малейших усилий, чтобы соблазнить и удержать при себе римлянина и уж тем более властвовать над ним, а вот поди ж ты… Цезарь уже несколько месяцев только и делает, что подчиняется Клеопатре! Власть этой маленькой некрасивой женщины над сильнейшим мужчиной Рима необъяснима, но крепка. Цезарь, согнувший твердой рукой несгибаемых галлов, сам подчиняется капризам египтянки.
С ней интересно, большая выдумщица Клеопатра не давала ему покоя все время путешествия. На ложе она прекрасная любовница, иногда Цезарь завидовал сам себе изза обладания такой женщиной. Но и вне его царица опережала всех остальных.
Кто еще мог убедить его отправиться в дальнее и совершенно ненужное ему, как римскому консулу, путешествие, да еще на медлительном неповоротливом судне и в сопровождении огромного числа своих кораблей?
Кто мог заразить его страстью к разгадыванию математических ребусов или изучению иероглифов?
