Все же одно дело преподносить дары на домашнем алтаре и совсем другое в храме! Поднялась с пола царица уже заметно успокоенной и повеселевшей. Она уже не думала о своей привлекательности, на душе стало легко и светло. Дома ждал сынишка, а в Риме – единственный мужчина, которого она любила. Цезарь не забыл, позвал, и Клеопатра готова лететь к нему на крыльях. А очаровать всех в Риме она сможет и без тайных средств, теперь уже сможет!
Размышления царицы прервал тихий голос:
– Я вижу, ты выполнила мое условие…
Клеопатра даже чуть вздрогнула. Откудато из полумрака храма к ней подошел тот самый жрец.
– Да, я стала совсем другой.
– Теперь я не боюсь дать средство женщине, которая и без него уверена в своих силах. Но нужно ли оно тебе?
Царица судорожно глотнула и кивнула:
– На всякий случай.
– Ты права, возьми. Одной капли, распределенной на запястья, за уши, по шее, достаточно, чтобы от тебя потеряли головы все вокруг. Только не переусердствуй, если не хочешь быть изнасилованной безумной толпой. Запомни: одна капля! Но она поможет тебе быть обожаемой не одним мужчиной, что оказался рядом, а целой толпой. И не вздумай дать средство своему любовнику. Если, конечно, не желаешь, чтобы женщины повисли на нем гроздьями.
В руки Клеопатры перекочевал небольшой флакончик с почти бесцветной жидкостью.
Не успела она разглядеть ее в луче света, как сам жрец исчез, словно растворившись в полумраке. Царица уже не раз бывала свидетельницей такого исчезновения жрецов, потому не удивилась.
Выйдя их храма, Клеопатра бережно протянула дар жреца Хармионе.
– Что это?
– Хармиона, этот флакон ты будешь беречь не меньше, чем бережешь меня саму.
– То самое?.. – осторожно поинтересовалась служанка.
– Да.
В РИМ!
В порту Александрии суматоха – на корабли грузили все то, что царица решила взять с собой в Рим. Не все понимали, зачем ей туда ехать, но были согласны, что показать себя стоит.
На несколько судов с трудом поместили боевые колесницы, лошадей, рабов, оружие, мебель, книги и даже пантер! Одно, самое роскошное, конечно, предназначалось самой Клеопатре с ее мужем, сынишкой и служанками. Больше всего переживала Хармиона, в прошлый раз Птолемей Авлет изза ее болезни и какойто провинности не взял женщину с собой, она вся извелась, пока царь с дочерью не вернулись. Вдруг и на этот раз оставят?
Клеопатра изумилась:
– Как я без тебя?! Нет уж, ты поплывешь обязательно. Не бойся, там такие же люди. – Она чуть подумала и уточнила: – Только надменные и жадные.
– Все?
– Ну, наверное, нет. Но многие!
Когда настало время уплывать, Мардион успокаивал царицу:
– Все будет хорошо. Пока не закроется навигация, я буду еженедельно присылать отчеты о состоянии дел.
Мардиону верилось, это не Пофин. Успокаивал и Руфион, прося передать привет Цезарю и обещая не спускать глаз с евнуха, чтобы у того не появилось желание устроить чтото по своему усмотрению.
Наказов и распоряжений было сделано столько, что впору завалить свитками с их перечислением пару комнат дворца. И все же уже с корабля Клеопатра принялась кричать чтото о библиотеке.
Хармиона потянула ее прочь от борта:
– Держи себя в руках, ты же царица! Думаешь, у Мардиона не хватит ума вовремя оплатить работу переписчиков?
Клеопатра вздохнула, за прошедшее время она настолько привыкла совать свой нос во все, что теперь с трудом представляла, как будет жить без этих повседневных забот. Но тут же царица взяла себя в руки. Корабль огибал Фаросский маяк, впереди была Остия – римская гавань, и сам Рим!
Сервилия настоящая римская красавица – утонченная и уверенная в себе. Это была блондинка с низким лбом, маленьким орлиным носом, черными большими глазами, над которыми дугой расположились брови, начинающиеся чуть не у скул и почти сросшиеся на переносице, с небольшим, но твердо очерченным ртом, маленькой ножкой, белой и длинной рукой, пальцы которой, округленные и слегка приподнятые в концах, украшены розовыми ногтями красивой формы. Ее зубы в молодости были весьма хороши, но постоянная привычка скрипеть ими в случае досады или злости заметно изменила верхний ряд, заставив выпятиться вперед. Впрочем, это не портило общего впечатления от красавицы.
Сервилия умела ухаживать за собой, тем более, оба мужа боготворили ее и не сильно досаждали, позволяя делать все, что захочется. Прекрасная кожа, всегда необычно, на грани приличия уложенные волосы (сколько сменилось рабынь, отвечающих за волосы хозяйки, а одна даже была распята, когда сожгла прядь, завивая ее!), смелость в нарядах и суждениях делали Сервилию желанной для многих. Но она хотела быть таковой прежде всего для Цезаря.
Была ли это действительно любовь? Кто знает, может, и была. Но к ней примешивалась изрядная доля расчета. Клеопатра не осуждала соперницу, разве она сама отправилась к римлянину не из расчета? Это потом, когда Цезарь вдруг приник к ее рту, а потом и телу, в ней родилась сначала страсть, а потом настоящее чувство. Возможно, так же и Сервилия. Сначала попыталась заполучить набирающего в Риме вес Цезаря как защитника для себя и собственных детей, а потом и сама попала в его сети.
Во всяком случае, Цезарь не жалел на любовницу средств, хотя изменял ей с каждой, попадавшейся на пути. Таков уж Цезарь, сердцеед и бабник, недаром в Риме его прозвали «мужем всех жен».
Сервилия не обращала внимания на общественное мнение, она могла себе это позволить, потому как сама это мнение формировала. Она мчалась к Цезарю в Галлию по первому его требованию, жила там столько, сколько было нужно. За это любовник щедро одаривал подругу, даже влезая ради подарков в сумасшедшие долги, как было с той дорогущей жемчужиной в шесть миллионов сестерций. Целое состояние за то, чтобы увидеть блеск в ее глазах!
И вот теперь Сервилия чувствовала беспокойство. Она сумела устроить любовную связь Юнии с Цезарем, тот принял замену благосклонно. Но даже щедрый подарок в виде продажи ей за смешную цену имений Помпея не обманул Сервилию: Цезарь изменился, и она это чувствовала. Теперь, когда в его руках столько власти и денег, он стал отдаляться от прежней подруги. И виной этому не зазнайство или пренебрежение, нет, Сервилия душой чувствовала, что причина в женщине по имени Клеопатра!
Сначала, услышав об интрижке Цезаря с Эвноей, она даже порадовалась, значит, привязанность к египтянке не так крепка. Может, все и обойдется скандальной скульптурой обнаженной царицы в храме Венеры? Но Цезарь вернулся в Рим, праздновал свои триумфы, а Сервилия видела, что его глаза ищут и не находят ту единственную, которую хочется видеть! Это не мешало завзятому сердцееду и любовнику спать с Юнией и даже самой Сервилией (правда, всего лишь раз!), раздевать взглядом каждую красотку. При этом он словно отталкивался взором от каждой попадавшейся на глаза женщины: не она!
