– Рада видеть тебя, Теренция. Как твое здоровье?
– Хочешь знать, не собираюсь ли я в ближайшее время оставить Цицерону наследство, чтобы он мог и дальше проматывать его со своими глупыми болтунамиписаками? Не дождетесь, я еще переживу вас всех!
Знать бы Теренции, как она права, она действительно переживет всех собравшихся в атриуме женщин и умрет на сто третьем году жизни!
Сервилия улыбнулась, иногда она не могла понять, у кого из двух супругов – Цицерона или Теренции – более язвительный язык. Но дома Теренция совершенно подавляла мужа, тот вынужден был подчиняться, потому что постоянно был в долгах и жил на деньги супруги. Интересно, как теперь, ведь ему пришлось вернуть все приданое Теренции, а к тому же молодая жена требует немалых расходов. Спросить у разведенной Теренции невозможно, та хоть и знает все о делах бывшего мужа, болтать об этом в присутствии чужих никогда не станет.
Но у пришедшей матроны была другая тема для разговора:
– Вы видели эту египетскую куклу?
С появлением громогласной Теренции в малом атриуме стало слишком тесно, и Сервилия предложила перейти в триклиний, тем более, слуги уже приготовили обед.
– Все скромно, не обессудьте, но, полагаю, не одним мужчинам приятней вести беседы за трапезой.
В отличие от мужского, женское общество предпочитало располагаться на стульях, скамьях и в креслах, не слишкомто удобно есть лежа, да и всех лиц не увидишь. Стоило рассесться, как Теренция снова начала громким голосом:
– Так я спрашиваю, вы видели эту египтянку?!
На правах хозяйки и старшей из остальных женщин ответила Сервилия:
– Я не была на форуме, слишком много чести, а вот Юния и Клавдия случайно оказались там и до сих пор не могут прийти в себя.
– Случайно там не было никого, уверяю вас!
Ну что за женщина! Если Цицерон своим языком с легкостью наживал себе врагов среди мужчин, то его бывшая супруга делала то же среди женщин. Юния натянуто улыбнулась.
– Я тоже ходила смотреть на заморское чудо, – загремела Теренция, – и нисколько этого не стыжусь. Могу сказать одно – более богатого триумфа я не видела! Не знаю, что там у нее в голове, но показать эту голову египетская царица сумела. Рим долго будет помнить ее появление!
Теперь загалдели уже все. Оказалось, что матроны либо сумели посмотреть сами, либо отправляли на форум доверенных служанок и тоже не находили слов, чтобы достойно описать увиденное. Столько роскоши! И это когда в Риме принят закон против нее!
– А что ей наши законы? Говорят, в Александрии даже их маяк покрыт листовым золотом…
Теренция повернулась к Валерии:
– Это еще зачем?!
Та чуть смутилась, но упрямо мотнула головкой:
– Ночью морякам помогает свет костра, а днем блеск золота.
Чуть подумав, Теренция расхохоталась:
– Да! Приманивает в Александрию всех глупцов. – И тут же совершенно серьезно, даже мрачно добавила: – Я была в Александрии в молодости. Это огромный, красивый город, что бы мы, римляне, ни говорили о нем! Великий Александр все делал как великий, и этот город тоже. Рим покажется египтянке тесным и захудалым.
– Вот еще! – фыркнула Юния. – Большой не значит величественный.
– Девочка, там один дворцовый квартал Брухейон как весь наш центр Рима. И улицы прямые и широкие, хоть квадригами езди.
Женщины ахнули:
– Не может быть!
– Может! И маяк действительно одно из чудес света, отовсюду видно, никакого золота не нужно.
– Я слышала, что у них все огромное – какието гробницы, статуи… – робко поинтересовалась Клавдия.
– Гробниц не видела, врать не буду, хотя слышала, что огромные, а вот статуи и правда огромные, даже в Александрии.
Если честно, то собравшихся женщин куда больше интересовала сама египетская царица, чем какието статуи и гробницы.
– А царицу ты там видела, когда бывала?
Теренция громыхнула в ответ:
– Ты глупа, Клавдия! Сколько лет мне, и сколько ей! Ее, небось, и на свете не было, когда я была девушкой. Ты вон спроси Сервилию, она видела египтянку девочкой, когда та приезжала с отцом сюда.
Все головы повернулись в сторону хозяйки дома. Та пожала плечами:
– Видела, но не помню. Какоето бесцветное создание и отецмузыкант.
– Кто?!
– Ее отец любил играть на дудочке, поэтому был прозван погречески Авлетом – Дудочником, – пояснила Теренция.
– Царь и музыкант?
– Что вы хотите, это же Египет.
– А… они не людоеды? – осторожно поинтересовалась Клавдия.
Теренция от души расхохоталась:
– Александрия эллинский город, там Мусейон, библиотека, есть все, что в приличных городах. Только распутный…
– Неудивительно, даже сам царь называл себя Дионисом.
Каждая из сидевших подумала о том, что распутства хватает и в Риме, но то, что простительно великому Риму, не простительно никому другому, для этого надо быть Римом!
Клеопатре еще долго перемывали косточки не только в этом доме, но и во множестве других.
Марк Брут и Кассий тоже говорили о приезде египетской царицы, но их меньше всего интересовало распутство Александрии и игра на флейте отца Клеопатры. Эти двое обсуждали продемонстрированную силу.
– К чему Цезарь разрешил царице привезти свои колесницы и даже показать их при въезде в Город, словно она военачальник, а не женщина?
– Я думаю, Марк, это демонстрация объединенных возможностей. Если сложить вместе армии Рима и Египта, с ними не сможет справиться никто, в том числе и Парфия. Египетские колесницы и их лучники лучшие в мире, это всем известно. Цезарианцы рассказывали, какой испытали ужас, увидев острые клинки, прикрепленные к колесам таких же колесниц, когда воевали с Юбой. Не будь боги на стороне Цезаря, от его армии остались бы лишь покромсанные клочья!
– Ты думаешь, поход на Парфию?
– Конечно, ведь гибель Красса осталась неотомщенной. Но это дело будущего, у Цезаря слишком много дел в Риме, чтобы кудато собираться.
Марк сделал знак рабу, чтобы тот наполнил чаши вином. И он, и Кассий разбавили напиток.
– У тебя хорошее фалернское.
– Да, в прошлом году был неплохой урожай. Смешно, скоро праздник урожая, а гроздья только начали наливаться соком. Наш календарь явно спешит…
– Неудивительно, столько лет его не подновляли. Всем не до нормальной жизни, воюют за власть.
– Скажи, наступит ли когданибудь время, когда люди поймут, что лучше Республики и выборной власти, в которую приходят, чтобы не обогащаться, а служить, нет?!