– Не мешало бы и Сервилии познакомиться с египетской кошкой.
Тирон был прав, мало того, он не преувеличил, а приуменьшил восторг от нового состояния виллы Цезаря. Цицерон никогда не бывал в ней, но прекрасно понимал, сколь явные изменения внесла гостья. Такого обилия цветов, диковинных растений, золота до ее приезда наверняка не было. Хотелось крутить головой, чтобы не пропустить ничего необычного. Приходилось признавать, что вкус и художественное чутье у Клеопатры налицо. Если, конечно, это и ее распоряжения, а не просто плод работы разумных садовника и архитектора.
Сама царица вышла навстречу гостю, но ровно настолько, чтобы почтить его, одновременно не суетясь. Цицерон увидел перед собой невысокую, прекрасно сложенную молодую женщину. Некрасива, но стоило Клеопатре открыть рот, как Марк Туллий попал под власть этого голоса. Обаяние египетской царицы было обволакивающим, Цицерон забыл все свои намерения с первого слова поразить ее истинно римским умением вести беседу, напротив, сам полностью подчинился хозяйке.
Он и не помнил, как оказался в триклинии, где приготовлены всего два ложа, зато стол ломился от яств, точно за ним должны были возлежать по крайней мере десяток человек.
– Я не слишком сведуща в римских традициях застолий, потому прошу извинить, если чтото не так. Надеюсь, дорогой гость подскажет, если обнаружит недочеты…
Какие недочеты?! Слуги вышколены так, словно всю жизнь только и занимались прислуживанием на пирах у знати, от вида яств на блюдах и немыслимых запахов невольно начинали течь слюнки даже у сытого…
– Смею предложить не только яства, привычные для Рима, но и то, что подают в Александрии.
Цицерон уже не мог съесть ни кусочка, а слуги все несли и несли новые блюда…
Первая часть обеда осталась, несомненно, за Клеопатрой. Обильный стол, искусство повара, умение предложить яства и уговорить их попробовать, обаяние самой хозяйки надолго перебили у Цицерона его намерение подчинить своему влиянию любовницу диктатора, а затем и его самого, заставили старика забыть почти все мысли, с которыми тот отправился на виллу.
Вернула, как ни странно, беседа.
Постепенно, когда желудок уже был полон, а голова еще не перестала соображать, разговор принял нужное Цицерону русло. Он объяснил цель своего визита, сказал о рукописи. Царица понимающе кивнула, жестом подозвала к себе стоявшую позади нее женщину, не то служанку, не то родственницу, велела позвать своего помощника Аммония.
Человек явился быстро, видно, у Клеопатры не принято заставлять себя долго ждать.
– Нашему гостю нужна книга из библиотеки, распорядись, чтобы ее доставили в Рим и принесли Цицерону, где бы он ни находился.
Аммоний склонил голову в знак послушания:
– Книга будет доставлена, если такая в Александрии имеется.
Если честно, то Цицерон и сам не был в этом уверен, но все же важно кивнул:
– Я слышал об этом из достоверного источника.
Клеопатра чуть развела руками:
– В библиотеке был пожар…
Разговор перешел на саму библиотеку, они снова беседовали вдвоем, не считая той самой молчаливой женщины.
– Велики ли потери при пожаре?
– Любые потери книг всегда велики, – уклончиво ответила египетская царица. – Самое ценное, что могут оставить после себя люди, – это книги, так говорил мой отец. Я с ним согласна. Мудрость поколений невозможно передать по памяти, а папирусы сохранят все на многие века.
Цицерон кивнул, поражаясь тому, как ей удалось заучить столь длинную фразу. Мысль, что Клеопатра ничего не заучивала, а говорила от себя, ему даже в голову не пришла. Разве может быть столь велеречивой женщина, да еще и чужестранка?!
– Иногда личное общение значит не меньше. Когда я учился ораторскому искусству в Афинах, многое постиг именно со слов. Но ты права, царица, передать этот опыт следующим поколениям я могу только при помощи письма…
Разговор зашел о его пребывании в Греции и об Афинах. Чувствовалось, что Клеопатра гордится своей принадлежностью к эллинскому миру.
– Я слышала, что ты нашел в Сиракузах могилу Архимеда?
– Да, я потратил немало времени и сил, чтобы обнаружить ее. Это было весьма сложно, ведь известно только, что на надгробии сфера и цилиндр.
Последовал долгий рассказ о том, как он бродил по окрестностям, вглядывался в каждое надгробие, раздвигая кусты, убирая ветви деревьев. Клеопатра смотрела на Цицерона и думала о том, что он действительно выдающийся оратор, столько времени блистательно рассказывать ни о чем! В сущности все повествование могло свестись к нескольким фразам, но Цицерон, привыкший ко всеобщему вниманию и одаренный способностью из любой фразы делать целое выступление, привычно блистал остроумием. Постепенно Клеопатра перестала следить за содержанием и понастоящему увлеклась именно тем, что стоило ценить в риторике Цицерона – ораторским искусством. И получила огромное удовольствие. Трудно не восхититься, когда говорит великий оратор! Его голос обволакивал не хуже голоса самой Клеопатры, а слова сплетались в сеть, избежать которой было просто невозможно.
Но всему приходит конец, закончилось и долгое повествование философа. Последняя фраза «Это действительно оказалась могила великого Архимеда» вызвала у Клеопатры… аплодисменты! Таких очаровательных слушательниц у него еще не было! Польщенный Цицерон был почти влюблен в египетскую царицу, нет, не как другие мужчины, а в ее умение слушать и оценить услышанное.
И тут сама царица все испортила! Клеопатра стала расспрашивать гостя не только об Архимеде, а о… его достижениях как математика. Теперь восхищением горели глаза самой женщины, она утверждала, что Архимед не просто великий математик, а гениальный! Одна его догадка об объеме вытесненной жидкости чего стоит! Инициатива явно перешла к Клеопатре, потому как Цицерон, безусловно, был замечательнейшим оратором и философом, но вот в измерениях объемов тел преуспел не так, как Архимед.
Римлянину стало скучно. Даже лежа в уютном триклинии в гостях у обаятельной женщины он не был готов выслушивать речи о достоинствах того или иного математического метода! Почемуто Цицерона вовсе не поразили познания самой царицы.
Он не заметил, как чуть кашлянула стоявшая молча женщина, зато заметила Клеопатра, она мило улыбнулась:
– Но не только гениальными математиками славится Греция. Я слышала, что ты немало переводил с греческого. Даже Гомера?
Разговор снова вернулся к персоне самого Цицерона, и это заметно оживило угасшую беседу.
– Переводил.
– Не прочтешь ли чтонибудь? Буду очень признательна.
Цицерон приосанился, но тут же сообразил, что на память вряд ли чтото произнесет, это же не только что подготовленная речь и не блестящий экспромт. Чуть смущенно хмыкнул:
– Это было давно…
– Я могу предложить списки твоих переводов. Может, по ним прочтешь? Слышать автора куда более интересно, чем читать самой.
