Как же он ненавидел Клеопатру в тот момент! Первым опомнился Пофин, подхватил под руку, принялся уговаривать:
– Ваше величество, царица пьяна! Стоит ли пререкаться с глупой женщиной? Пойдемте…
Обычно Пофин разговаривал со своим воспитанником иначе, но сейчас сделал все, чтобы выказать уважение и даже поклонение оскорбленному царю. Птолемей готов был разрыдаться от обиды, но евнух успел увести юного правителя в его покои.
На следующий день Клеопатра восседала на своем троне как ни в чем не бывало. Дождавшись, когда рядом, кроме Пофина и всегдашней Хармионы, никого не будет, она свистящим шепотом поинтересовалась:
– Чего тебе взбрело в голову взрослогото из себя разыгрывать?
Птолемей задохнулся от злости, а сестра ехидно добавила:
– Называться моим мужем и быть им не одно и то же. Это надо заслужить!
И тут же принялась беседовать с кемто на латыни, в которой Птолемей не был силен. Юному царю оставалось только скрипеть зубами. Между соправителями – братом и сестрой – легла пропасть. Клеопатра не собиралась признавать его равноправным, давая понять: правит она, а Птолемей лишь сидит рядом на троне по ее милости.
Если честно, то так и было, правила действительно сама молодая царица, причем правила вполне толково, хотя времена настали очень нелегкие. Впервые за многие годы Нил не разлился, как ожидали, многим землям воды попросту не хватило. Остались без работы тысячи крестьян и рыбаков, резко взлетели цены на хлеб и рыбу. В Александрии это было не так заметно, все же город портовый, но недовольство жителей остальной страны грозило вылиться в нечто большее.
Птолемею и Пофину задуматься бы, как справиться с таким положением, но их заботило только одно – как устранить Клеопатру.
Евнух быстро нашел повод. Когда в Александрию прибыл сын правившего в Риме консула Гней Помпей, Клеопатра, не желая ссориться в такой неподходящий момент с сильным Римом и помня о долгах отца, встретила того приветливо и даже отправила с Гнеем римских легионеров, которых когдато привел для своей защиты отец. Это было совсем неплохо для Египта, и война с сильным соседом ни к чему, и нахлебникилегионеры давно надоели, но царя и его евнуха интересовало другое. Пофин распустил слухи, что Клеопатра стала любовницей молодого Гнея Помпея и стремится подчинить Египет Риму.
Усилия евнуха принесли свои плоды, молодую царицу попросту изгнали из Александрии! Но та умудрилась то ли увезти с собой, то ли припрятать боˆльшую часть казны Египта.
А потом в Александрии появился Помпейстарший, и по приказу Пофина и Теодота, учителя риторики малолетнего царя, его лишили головы. Следом приплыл Цезарь, которому не понравилось излишнее рвение египтян.
В результате всех событий Цезарь и сам Птолемей, а теперь еще и ненавистная маленькому царю Клеопатра сидели, охраняя друг дружку, в осажденном дворце. Пофина казнили за предательство, Теодот вовремя унес ноги, а чего ждать Птолемею – неясно.
И все равно молодому царю больше всего хотелось убить свою несостоявшуюся жену! Жаль, такой возможности не было… Оставалось надеяться на усилия младшей из сестер, Арсинои, может, та выручит?
Арсиноя никогда не стала бы открыто презирать Птолемея, хотя и править тоже не дала. У Птолемея Авлета все дочери как на подбор – сильные и властные, что самая старшая Клеопатра, что Береника, что Арсиноя… А сыновья слабые. Царь вздохнул, плохо быть младшим братом таких сестер… И помочь больше некому, Пофин казнен.
Тоскливо повздыхав, Птолемей протянул руку к подносу со сладостями, который каждый вечер для него наполнял всякой всячиной верный Пофин. Но на подносе лежала всего пара фиников!
Царь не знал, где взять еще. От нахлынувшей обиды сжало горло, отсутствие привычных сладостей стало той последней каплей, что переполнила чашу его страданий. Едва не зарыдав, Птолемей выскочил из комнаты и наткнулся на человека, спешившего к нему.
После разговора с посланником Арсинои стало немного легче, тем более тот разыскал на кухне множество сушеных фруктов и принес страдавшему царю. Сласти (или вести, принесенные слугой с той стороны осады?) успокоили, и Птолемей уже не чувствовал себя брошенным и никому не нужным.
Положение с каждым днем становилось все тяжелее, а помощи не было. Один за другим вдруг стали мучиться животами легионеры. Только к концу дня врач Цезаря вдруг сообразил, что вода, поступающая в район дворца, испорчена.
– Здесь есть где еще брать воду?
– Нет, – мрачно помотала головой Клеопатра. – Только один старый колодец.
Пришлось срочно копать новые.
Кроме самих легионеров Цезаря, в осажденной части города жило множество александрийцев, и чтобы не вызвать среди них паники и бунта, колодцы пришлось копать срочно, за одну ночь. Ганимед, гордившийся своей хитростью с испорченной водой и положивший немало сил, чтобы заложить одни водотоки и углубить другие для поступления в район дворца вместо пресной воды соленой морской, был вне себя! Столько усилий пошло прахом изза настырности этого римского выскочки!
Но были и радостные события. Тридцать седьмой легион смог переправиться по морю и привезти продовольствие и оружие, а также обещание скорой помощи и по морю, и по суше. Но для такой помощи надо было не позволить перекрыть доступ с моря, и Цезарь решил атаковать Фаросский маяк. Боˆльшая часть острова уже и так была в его руках, теперь следовало захватить Фарос полностью.
Клеопатра словно почувствовала чтото недоброе, она долго не отпускала Цезаря от себя. Тот даже рассердился:
– Ну что ты вцепилась, словно старая клуша?
– Возьми меня с собой!
– Куда?!
Битва получилась странной. Сначала все шло, как надо, атака была уверенной и мощной. Но потом легионеры Цезаря вдруг дрогнули, и начался полный хаос. Сколько ни требовал консул прекратить панику, ничего не помогало. Набитые до отказа суда бегущих римлян едва держались на плаву. Судно самого Цезаря не было исключением. Осознав, что еще немного и он пойдет на дно вместе с переполнившими судно легионерами, Цезарь снял доспехи и бросился вплавь.
Он смог добраться до безопасного места и отправить подкрепление, хотя бы вывезти тех, кто оставался барахтаться в воде.
Попытка захватить Фарос дорого обошлась – около 800 легионеров и моряков не вернулись обратно. Но сопротивление войска Арсинои не прекратили.
Клеопатра смотрела на своего возлюбленного с жалостью. Цезарь который час сидел, обхватив голову руками и не желая ни с кем разговаривать.
– Но ведь еще не все потеряно?.. Ты сам говорил, что не бывает битв без потерь.
– Я утопил свой палудамент.
– Что? – даже не сразу поняла Клеопатра.
– Плащ.
У нее хватило ума промолчать. Только позже она вспомнила, как гордился плащом Цезарь, не раз утверждая, что пока на его плечах развевается этот пурпур, он непобедим. Очень хотелось возразить, что сила военачальника не в куске ткани и даже не столько в мече, сколько в уме, но Клеопатра понимала, что сейчас ничего говорить не стоит. Такая потеря для Цезаря сродни потере самого меча и может надолго вывести его из равновесия.
