Каждый вечер у костра Тимар рассказывал о Рипейских горах и благословенных землях, это требовалось немыслимо уставшим от бесконечного пути людям.
Но пришел день, когда женщины потребовали остановиться хоть на седмицу. Нужно вымыть детей, дать им отдых, позволив просто порезвиться на травке, а не брести вместе с родителями изо дня в день, поискать травы, чтобы не остаться в зиму без ничего.
С каждым годом все длиннее и морозней становились зимы, все короче лето. Позже прилетали и раньше улетали птицы. Изменилось многое: здесь был другой лес, чаще встречались ельники, совсем перестали попадаться дубы, зато много мхов, все заросло папоротником… Огромные ели своей кроной закрывали свет, и часто в лесу было сумеречно задолго до заката. Реже попадались широкие поляны…
Сивер и впрямь все сильнее городился от незваных гостей.
Они нарубили лапника и ветвей, устроили шалаши, разложили костры, принялись изучать лес вокруг, выискивая нужное. Встали хорошо, почти у берега лесного озера, другой берег которого облюбовали бобры. Подгрызенные ими деревья стояли и лежали на той стороне во множестве. Время от времени было слышно, как ухало очередное подточенное острыми зубами грызунов.
Бобры – это хорошо, если они еще не встречались с человеком, то его не боятся, а мех бобра теплый и защищает от воды. На бобров решили поохотиться. Это примирило с необходимостью остановки и мужчин.
Рус решил пройтись, чтобы посмотреть, нет ли еще чего стоящего в округе. Он охотник и привык двигаться бесшумно и осторожно, приглядываясь и прислушиваясь. Лес затихает только поздно ночью, когда на охоту выходят ночные хищники, и задача каждого, на кого охотятся, сидеть как можно тише. Днем лес полон звуков – птичьих голосов, шуршания, пыхтения, чьей-то возни…
Но сквозь все эти звуки князь услышал нечто другое – на берегу был явно человек! Неужели снова чужие?! Но голос женский, и он что-то напевал…
Рус осторожно подобрался к кустам, плотно охватывающим берег, чуть раздвинул ветки и увидел… девушку! В первое мгновение стало не по себе, он хорошо помнил рассказы бывалых людей о русалочьих проказах. Русалки и водяницы поют нежными голосами, заманивая молодых людей в свои сети, завладевают их сердцами и потом безжалостно сушат.
Но князь тут же позабыл свои опасения, он увидел то, от чего не смог оторвать глаз. Девушка стояла к нему спиной, выжимая волосы, видно, только что выбралась из воды. Освещенная солнцем стройная фигурка вырисовывалась как нельзя лучше. Купальщица чуть повернулась и принялась снимать рубаху, чтобы выкрутить и ее. Руса бросило в жар. Высокая девичья грудь, стройные ноги, крутые бедра… Но, подняв глаза выше, он обомлел окончательно! Это была… Порусь!
Комок в горле никак не желал проглатываться. Порусь выкрутила свою рубаху, но надевать ее пока не стала, разложила на траве, чтоб обветрилась. Девушка стояла, подняв волосы руками и сладко потягиваясь, а князь замер, любуясь тонкой талией, которую можно обхватить одними пальцами, ровной спиной, крепкими бедрами… Наконец Полисть отпустила волосы, и те скрыли всю ее своей волной, оставив на виду только ноги.
То ли почувствовав, что на нее смотрят, то ли услышав его шумное дыхание, девушка чуть присела и принялась быстро одеваться. Боясь спугнуть, Рус перестал дышать совсем. Но Порусь все же оделась и легким шагом отправилась прочь от озера. Князь вжался в куст, за которым сидел. Девушка прошла совсем недалеко, так и не заметив его.
Порусь уже давно скрылась из вида, а Рус все еще сидел, с трудом переводя дыхание. Сколько просидел – неизвестно, но, вернувшись в стан, до конца дня ходил как шальной. А на Порусь и глянуть не мог, казалось, девушка сразу поймет, что подсматривал. Становилось стыдно, но при одном воспоминании об увиденном весь стыд перебивало желание еще раз увидеть девушку обнаженной.
Он косился на Порусь, пытаясь понять, почему раньше не замечал, что так хороша собой? Просто привык видеть ее каждый день с Илмерой или, после гибели сестры, с Тимаром, которому та шила одежду, готовила еду, носила ягоды и орехи… Рус всегда смотрел на Порусь, как на младшую сестренку, и только теперь вдруг понял, что прошло много лет, она выросла и превратилась в красивую стройную девушку. А если бы не подглядел? Так и считал бы ее малышкой.
Но как ни была Порусь хороша, князь о ней как о своей любимой не подумал. Просто давным-давно, после гибели Полисти, дал зарок, что его сердце больше не тронет ни одна женщина.
Он, конечно, брал иногда тех, кто отдавался сам, но это было только уступкой молодому телу, требовавшему своего. Женщины все понимали и не держали на князя зла. Так поступали все, кто не имел семей.
Но как Полисть, он не любил никого. И был совершенно уверен, что не полюбит! А потому постарался выбросить видение у озера из головы. Правда, не очень получалось…
Постояв несколько дней и хорошо отдохнув, снова тронулись в путь. У всех было приподнятое настроение, Тимар твердил, что осталось совсем немного, Рипейские горы рядом. А там, за ними…
И снова не пугали ни густые леса, ни необходимость пробираться болотами, ни тяжелая ноша на плечах. Главное – дойти и увидеть своими глазами сияющие, уходящие в облака вершины, россыпи сверкающих камней, блеск берегов рек, одетых в такое же великолепие! Теперь, когда до сказки оставался всего шаг, никого не надо было подгонять.
Интересно, что они совсем не задумывались, как перейдут эти самые уходящие в облака вершины, казалось, главное – добраться, а там все решится само собой…
И все же люди устали, через несколько дней после той стоянки многие, особенно дети и женщины постарше, едва волочили ноги. Не помогали никакие обещания, что еще чуть-чуть, еще несколько переходов. Все тяжелее поднимались на ноги каждое утро и труднее давался каждый шаг.
Трудно шел и Тимар, все же он был стар. Но волхв не позволял ни ждать себя, ни тем более нести, как уговаривал его Рус.
– Вот еще! Что я, слабее малых детишек? Я способен держаться на ногах!
Рус не разубеждал старика, но при любой возможности старался поддержать его. Иногда хитрость удавалась, но чаще Тимар гневно отталкивал его руку:
– Князь, иди помоги слабым!
Русу очень хотелось спросить у волхва, почему же не видно Рипейских гор, если они так близко, но понимал, что рассердит этим вопросом Тимара, а потому молчал. Какая разница? Забот и без того хватало. Во время переходов нужно было то и дело кому-то помогать, брать на себя груз или просто поддерживать, нести маленьких детей, забирая их у матерей, рубить лес, когда не было видно просвета, укладывать переходы через ручьи и речки, которых здесь было изобилие.
Удивительно, о чем бы ни думал в эти дни Рус, его мысли упорно возвращались к Поруси. Даже зло на себя брало! Что он, девок не видел? Или саму Порусь впервые узрел? И голых красавиц видывал, не мальчик уж давно, и Порусь с малых лет знакома… Конечно, так, как на озере, не видел.
Постепенно злость сменилась мечтательным восторгом: хороша все же девушка… Вся словно умелой рукой выточена, грудь крепкая, высокая, тонка в поясе, крута бедрами… Рус почувствовал, что внутри становится горячо, а руки сами ищут ее тело.
