Этого еще не хватало! Так и влюбиться недолго. Он уже влюбился однажды, совсем юнцом, в Полисть, но увидел, что девушка нравится брату, и отступил, даже мысленно никогда не считал ее своей. А потом… то, что было потом, вспоминать больно, и повторения не хотелось.
Полисти давно уж нет на свете, время и заботы лечат, Рус и вспоминал ее теперь все реже. А вот увидел Порусь, и сердце снова зашлось, зазвенело песней. Только что-то князя держало, не давая подойти к понравившейся девушке. Чуял ведь, что любой придется по душе, а словно боялся. Рус, который и на медведя с ножом, и колдовским чарам противился, побаивался девичьих глаз?! Да что же это такое?! – возмутился князь. Скажи он кому, объяснили бы, что влюбился. Где-то глубоко внутри Рус и сам понимал, что это так, но старательно гнал такие мысли, помня слова старшего брата, что от любви и женщин одни беды…
Смятенное состояние Руса, конечно, первым увидел Тимар. Сначала приглядывался, потом осторожно завел разговор о том, что молодым семьи создавать надо, чтобы детки нарождались, чтобы Род не сгинул. Особенно таким, у которых семя сильное, чтобы и потомки сильными были. В первую очередь князьям, а они со Словеном без женщин живут который год.
Рус чуть диковато посмотрел на волхва, хотел промолчать, но не смог. Вот тогда Тимар и услышал от него о бедах, которые от женщин бывают. Волхв ахнул:
– Это кто ж тебе такое сказал?!
– Словен.
– Хм… а ты от кого на свет народился? А сам Словен? Беды, говоришь… Рус, да ведь лучшее, что может быть у человека, – это любовь между мужчиной и женщиной, от которой красивые дети родятся!
Князь упрямо мотнул головой:
– Словен любил Полисть, я любил Полисть, а потом что вышло?
– Не поминай Полисть, не у каждой ее Доля. Тебе не о прошлом думать надо, а о будущем, Рус. Полисть сама долго не могла понять, кого же любит – тебя или Словена, вот и рвалась на части. А от такого никогда ни дети не рождаются, ни счастья нет. Хорошо, что вас с братом не поссорила, не то всему Роду беда.
Немного помолчав, Тимар продолжил наставления:
– Рус, но ведь красивых девушек и теперь в Роду много, неужто ни к одной душа не легла? Они на тебя раньше во все глаза смотрели, а ныне скорее как на старика. Ты дичишься, а кому нужен князь, который и обнять не решится?
Теперь Рус уже ничего не понимал. Волхв знал его потаенные мысли? Ведь сколько раз за последние дни хотелось подойти к Поруси и сжать ее в своих объятьях, чтобы задохнулась.
– Что же делать?
– Да если тянет тебя к девушке душой, хочется ее беречь и ясынькой звать, то не сдерживай себя.
– А… если не люб?
– Лучше уж узнать, что не люб, чем много лет молчать рядом, а потом понять, что поздно.
Но дальше разговор пошел совсем не так, как хотелось бы Тимару. Волхв желал, чтобы Рус решился наконец выбрать себе новую жену, а князь все вспоминал прежнюю и рвался вперед, к Рипейским горам.
Разговор с Тимаром заставил Руса по-другому посмотреть на историю с Полистью и их с братом отношения. Нет, он по-прежнему считал Словена более мудрым и опытным, уважал как старшего, но стал понимать, что та поспешная женитьба поломала жизнь и им, и Полисти.
Но что было бы, возьми ее в жены сам Рус? А ничего хорошего! Сидел бы сейчас рядом с Хазаром, ссорился с ним по пустякам или серьезно, растил детей и потихоньку превращался в ворчливого хозяина большой семьи.
А сейчас? Ни кола ни двора, бредет неизвестно куда неизвестно зачем (хорошо, что Словен не умеет читать его мысли, как Тимар!), ни семьи, ни любимой рядом… И все же Рус чувствовал, что, доведись еще раз принять решение уйти в этот трудный путь, пошел бы снова. Даже зная, сколько вынесет бед, сколько будет потерь, все равно бы решился. Потому что другой жизни уже не мыслил.
Неожиданно подумал, что будет там, за Рипейскими горами? Ну дойдут они, и что? Стало страшно от сознания, что совсем скоро наступит день, когда идти будет больше некуда. Жить спокойно и сытно он уже разучился, что тогда делать? Возвращаться, чтобы рассказать в Треполе об этой стране?
Князь вдруг почувствовал, что… растерян. Интересно, а что думает Словен? Он-то что будет делать в сытых благословенных землях? Всю свою жизнь, пусть не такую длинную и хорошую, они привыкли тяжело трудиться, добывая потом и кровью право есть и пить, спать и даже любить женщин, и не мыслили другого. Что делать, если это все станет вдруг доступно без особых усилий?
Рус понял, что… не слишком хочет дойти, наконец до благословенных земель, где всего вдоволь без усилий! Пока идут, есть цель в жизни, ради чего-то переносят холод и голод, не замечают кровавых мозолей и ран, недуга и пролитого пота, а потом? К чему стремиться потом?
Князь совсем запутался и решил поговорить с Тимаром об этом, только так, чтобы никто не мешал. Удалось не сразу. С самим волхвом творилось что-то неладное.
Но особо приглядываться Русу было некогда. Как всегда. То и дело требовалось сильное плечо, чтобы кого-то поддержать, веселый разговор, чтобы подняли головы те, кто приуныл из-за усталости, тихая беседа с допустившим ошибку (не стоило пенять человеку при всех, лучше сказать тихонько, сам поймет). Рус привычно был то впереди, чтобы рубить заросли для движения людей, то посередине, потому что у кого-то подкашивались ноги, то в самом конце, чтобы взять на свои плечи ношу у уставшего. Родовичи дивились: вот на кого усталости нет! И откуда силы берутся?
Никто не догадывался, что так Рус бежит от все больше пугавших его вопросов, а еще от мыслей о самом себе.
И это горы Рипы?!
Что-то неладное творилось с Тимаром, тот вдруг стал терять силы. Все чаще сидел, молча глядя вдаль, все быстрее уставал, был бледен и тих. Но долго идти уже не мог не один Тимар, у многих силы на исходе. Это раздражало Словена, они и так двигались очень медленно, если сейчас остановятся, то до зимы могут не перейти Рипейские горы. Что тогда, зимовать перед ними, что ли? Рус пробовал говорить, что после стольких лет скитаний один год уже не страшен. Но Словен и слышать не желал о зимовке где-то еще, кроме как на Земле предков! Стояла ранняя осень, пока тепло, нужно быстрее двигаться дальше.
И все же Русу удалось убедить брата остановиться, чтобы немного передохнуть. Все чаще получалось так, что поступали по совету Руса, незаметно младший брат все больше брал решения на себя. Правда, он не кричал, не спорил, спокойно и разумно объяснял, почему надо поступать так, а не иначе. Они со Словеном словно поменялись ролями, когда-то нетерпеливый Рус был готов броситься вперед не раздумывая, теперь, наоборот, забывал об осторожности старший.
Он со скрипом согласился остановиться на пару дней перед невысокими холмами. Измученные люди восприняли это с радостью.
В тот день Тимар долго бормотал в своем построенном для волхования шалашике, а потом, ни слова не говоря, куда-то отправился. Родовичи с тревогой смотрели вслед: совсем плох старик, еле ноги волочит, даже заботливо вырезанный Русом новый посох не помогает…
