Слева от Франклина, в холле, две взволнованные горничные
выскочили из комнат, где они производили уборку, столкнулись друг с другом и
застыли в предвкушении тех самых новостей. А справа, невидимый камердинеру,
неожиданно материализовался лакей, начавший с неподдельным энтузиазмом
полировать зеркало пчелиным воском и лимонным маслом.
– Это свершилось! – коротко прошипел Франклин Нортропу,
чтобы ни одна душа, даже что-то услыхав, не могла понять, о чем идет речь.
– А ты уверен?
– Еще бы, – обиженно ответил камердинер. Мгновенная улыбка
смягчила будто навек застывшие черты старого дворецкого, но он тут же взял себя
в руки, и на его лице вновь появилось обычное выражение невозмутимости и даже
некоторой надменности.
– Благодарю вас, мистер Франклин. В таком случае я прикажу
вернуть карету на место.
С этими словами Нортроп повернулся и проследовал к парадному
входу. Открыв дверь, он вышел во двор, где уже темнело и у подъезда ожидала
роскошная темно-бордовая карета с золотым гербом Уэйкфилда на дверце. Четыре
великолепных лоснящихся гнедых переступали копытами, потряхивая тяжелыми
гривами, звеня упряжью и порываясь поскорее пуститься вскачь. Поскольку кучера
в ливреях не заметили его, Нортроп спустился по ступенькам на дорожку.
– Его милости, – сказал он кучерам самым холодным, самым
властным тоном, – сегодня не потребуются ваши услуги. Можете вернуть экипаж на
место, а лошадей в конюшню.
– Ему не потребуется карета? – поражение выдохнул кучер по
имени Джон. – Но всего час назад он сам велел мне запрячь лошадей, да
побыстрее!
– Его планы, – непреклонно заявил Нортроп, – изменились.
Джон раздраженно вздохнул и сердито посмотрел на
необщительного дворецкого.
– Говорю вам, это какая-то ошибка. Он намерен ехать в
Лондон.
– Идиот! Он намеревался ехать в Лондон. Но теперь вместо
этого лег спать.
– В половине восьмого вече…
Однако Нортроп уже не слушал, он повернулся и величественно
проследовал в дом. И тогда на лице кучера появилась широкая улыбка, означавшая,
что наконец-то ему все стало ясно. Ткнув товарища под ребро, кучер хитро
усмехнулся и многозначительно сказал:
– Кажись, леди Филдинг выведет брюнеток из моды! После этого
мудрого заявления он пустил лошадей вскачь по направлению к конюшне, чтобы
поскорее поделиться новостью с грумами.
Нортроп направился прямо в столовую, где О'Мэлли бодро, но
почти неслышно насвистывал мотив ирландской песенки и убирал на место хрупкую
фарфоровую посуду, приготовленную им для одинокой трапезы леди Виктории, когда
он узнал о неожиданном намерении хозяина уехать в Лондон.
– Произошли изменения, О'Мэлли, – сказал Нор-троп.
– Угу, мистер Нортроп, – весело согласился нахальный лакей,
– безусловно.
– Можете убрать посуду.
– Угу, я это уже сделал.
– Однако лорд и леди Филдинг, возможно, пожелают поужинать
позднее.
– Наверху, – с храброй ухмылкой предсказал О'Мэлли. Нортроп
посуровел и, до предела выпрямив спину, пошел к выходу.
– Чертов наглый ирландец! – в бешенстве пробормотал он.
– Напыщенное чучело! – бросил тот в спину дворецкому.
Глава 27
– Доброе утро, миледи, – проворковала Рут с сияющей улыбкой.
Виктория повернулась в огромной кровати Джейсона, сонно
улыбаясь.
– Доброе утро. Который час?
– Десять часов. Вам принести что-нибудь надеть? – спросила
камеристка, удивленно оглядывая предательскую кучу сброшенной одежды и
покрывал.
Лицо Виктории потеплело, но в ней разлилась такая лень,
такая чудесная усталость, что она не ощущала даже некоторой неловкости оттого,
что ее застали в постели Джейсона, рядом с разбросанными по всей комнате
предметами одежды. Он занимался с ней любовью еще дважды до того, как они
заснули, и еще раз рано утром.
– Не беспокойся. Рут, – пробормотала она. – Кажется, я еще
немного подремлю.
Когда камеристка ушла, Виктория перевернулась на живот и
зарылась лицом в подушки, не переставая улыбаться. Так, значит, в обществе считают
Джейсона Филдинга холодным, циничным и недоступным человеком, вспомнила она,
таинственно ухмыляясь. Как они поразились бы, узнав, каким нежным, страстным и
неутомимым любовником он становится в постели. А может, это вовсе и не тайна?
От этой мысли ее улыбка несколько увяла. Она сама не раз наблюдала, как алчно
замужние женщины поглядывают на Джейсона, и, поскольку вряд ли все они жаждали
брака с ним, должно быть, им хотелось побывать в его постели в качестве
любовниц.
Размышляя об этом, она вспомнила, как неоднократно слышала
упоминание его имени в связи с прекрасными замужними дамами, чьи мужья достигли
преклонного возраста или были некрасивы.
Нет сомнения в том, что до нее в его жизни было немало
женщин: он слишком хорошо знает, как с ними обращаться.
Виктория постаралась избавиться от этих бередящих душу и
бросающих тень на ее мужа мыслей. Не важно, сколько женщин до этого познали его
неистовую любовь. Отныне он принадлежит ей, и только ей.
Виктории совсем не хотелось открывать глаза, но наконец она
все-таки сделала это и тут же заметила плоскую черную коробочку на тумбочке у
кровати. Без особого интереса она вытащила руку из-под шелковой простыни и,
взяв футляр, открыла его. Там оказалось чудесное ожерелье с изумрудами и
записка от Джейсона: «Спасибо за незабываемую ночь».
Виктория нахмурилась. Как ей хотелось, чтобы он не оспаривал
ее слов о любви к нему! Ей хотелось, чтобы и Джейсон говорил ей о своей любви.
И особенно хотелось, чтобы после всех безумств и волшебства взаимного обладания
он перестал дарить ей драгоценности, холодно расплачиваясь за доставленное
удовольствие. В частности, эта последняя вещица казалась особенно неприятной.
Виктория проснулась от испуга. Был уже почти полдень, а
Джейсон говорил ей, что к этому времени его деловая встреча должна закончиться.
Горя желанием увидеть его и насладиться теплом его улыбки, она быстро надела
нежное бледно-лиловое платье со свободными длинными рукавами, собранными на
запястьях в широкие манжеты.
Она нетерпеливо ерзала, пока Рут колдовала над ее прической,
расчесывая волосы, укладывая их тугими локонами и подвязывая бледно-лиловыми
шелковыми лентами.
Как только эта процедура завершилась, Виктория поспешила в
холл, но затем заставила себя перейти на более величавый шаг – когда спускалась
вниз по парадной лестнице. Нортроп широко улыбнулся, когда она справилась о
Джейсоне, а когда она проходила мимо О'Мэлли, то могла бы поклясться, что он
подмигнул ей. Она все еще удивлялась этому, когда постучала в дверь кабинета и
вошла.
