– Доброе утро, – весело сказала она. – Я подумала, может, ты
захочешь пообедать со мной? Джейсон едва глянул в ее сторону.
– Извини, Виктория, я занят.
Чувствуя себя кем-то вроде надоедливого ребенка, которого
только что вежливо, но твердо поставили на место, Виктория, поколебавшись,
спросила:
– Джейсон, почему ты так усердно работаешь?
– Я люблю работать, – холодно ответил он. Было очевидно, что
работу он любит больше, чем ее, поскольку в деньгах он, конечно, не нуждался.
– Прости, что я оторвала тебя от дел, – спокойно сказала
она. – Больше этого не повторится.
Когда она выходила, Джейсон уже собрался было позвать ее и
сказать, что передумал, но, сумев погасить свой порыв, снова уселся за
письменный стол. Ему хотелось пообедать с ней, но было бы неразумно проводить с
женой чересчур много времени. Он позволит Виктории быть приятной частью своей
жизни, но не допустит, чтобы она стала ее центром. Такой власти над ним он не
давал и не даст никогда ни одной женщине.
На поляне возле приюта Виктория смеялась до упаду, наблюдая,
как маленький Билли орудует игрушечной шпагой и примазывает одному из приятелей
«пройтись по доске»
[9]
. С черной повязкой на глазу обаятельный маленький
крепыш выглядел самым настоящим пиратом.
– Вы считаете, что повязка поможет? – спросил викарий,
стоявший рядом.
– Надеюсь. Такая повязка помогла избавить от косоглазия
одного малыша из моей родной деревни. Тогда папу заинтересовало, не являются ли
главной причиной дефекта не сами глаза, а их мышцы. Если это так, то, завязав
здоровый глаз, можно заставить мышцы больного глаза работать и, следовательно,
укрепиться.
– Мы с супругой хотели спросить, не окажете ли вы нам честь,
отужинав с нами после того, как дети "покажут свой кукольный спектакль.
Позвольте сказать, миледи, что детям в нашем приюте поистине повезло, что у них
такая щедрая и внимательная опекунша, как вы. Осмелюсь утверждать, что в Англии
не сыскать другого сиротского приюта, где дети имели бы лучшую одежду и
питание, чем наши сиротки, и все это благодаря вашей щедрости.
Виктория улыбнулась и уже хотела было с благодарностью
отказаться от любезного приглашения на ужин, но затем вдруг передумала и
согласилась. Она послала одного из старших ребят в Уэйкфилд с запиской, в
которой сообщала, что остается на ужин у викария, затем облокотилась о ствол
дерева и стала наблюдать, как дети играют в пиратов, одновременно размышляя,
как отреагирует Джейсон на ее отсутствие в этот вечер.
По правде говоря, она не имела ни малейшего представления,
озаботит ли это его. Жизнь с ним становилась все непонятнее. Помимо
драгоценностей, которые он подарил ей раньше, у нее теперь были изумрудные
сережки и браслет под стать ожерелью, бриллиантовые подвески, рубиновая брошь и
набор бриллиантовых заколок для волос – по одной вещице за каждую из пяти
ночей, когда он занимался с ней любовью. Каждую ночь он был полон страсти и
нежности. Наутро он оставлял ей какую-нибудь драгоценность, а после этого напрочь
вычеркивал ее из сердца и своей жизни до того момента, когда садился с ней
ужинать или снова ложился в постель. В результате такого поведения мужа
Виктория чувствовала все большую обиду на него и все большее презрение к
драгоценностям.
Возможно, ей было бы легче вынести его странное отношение,
если бы он постоянно работал, но это было не так. У него находилось время для
совместных верховых прогулок с Робертом Коллингвудам, для визитов к соседям и
множества других вещей. Виктории же уделялось время лишь за ужином и позднее –
когда они ложились спать. Мысль о том, что так отныне будет проходить вся ее
жизнь, сначала опечалила ее, а затем разозлила. И сегодня она была достаточно
сердита для того, чтобы намеренно поужинать вне дома.
Было ясно, что Джейсона устраивает семейная жизнь, типичная
для светского общества, когда каждый из супругов живет сам по себе. Она
понимала, что умудренные жизненным опытом люди не станут стеснять свободу друг
друга, это считалось вульгарным и низменным. Они также не говорили друг другу о
любви, но в этом отношении Джейсон повел себя очень странно.
Он не велел ей любить его, однако каждую ночь часами
занимался с ней любовью, заставляя се терять голову от наслаждения и каждый
раз, без надежды на взаимность, произносить слова любви. Чем настойчивее она
старалась удержать при себе слова «я люблю тебя», тем более неистовым он
становился в любовной игре, пока снова не добивался от нее ненужного ему
признания. И только тогда он позволял ей насладиться бурным апофеозом любви,
что всецело зависело от него.
Получалось так, что он вроде бы хотел, жаждал услышать от
нее эти слова, но ни разу, даже в самом яром беспамятстве, не ответил тем же.
Ее тело и ее сердце были порабощены им, он привязывал ее к себе –
преднамеренно, умно, успешно, обволакивая ее путами неистового, страстного
наслаждения, – однако сам отстранялся от нее. После недельных раздумий Виктория
решила так или иначе заставить его разделить ее чувства и признаться в этом.
Она не верила, не могла поверить, что он не любит ее, – она чувствовала это по
нежности его рук и страстности его губ. Кроме того, если бы он не хотел ее
любви, то с какой стати намеренно заставлял ее повторять любовные слова?
После рассказа капитана Фаррела ей стала понятна боязнь
Джейсона довериться кому бы то ни было. Она могла понять это, но была полна
решимости изменить такое положение вещей. Капитан Фаррел говорил, что Джейсон
полюбит только раз.., раз и навсегда. Ей отчаянно хотелось, чтобы именно она
стала для него единственной любовью. Может быть, если она не будет так
легкодоступна, он поймет, что ему недостает ее, и даже признается ей в этом. По
крайней мере на это она надеялась, когда послала мужу вежливую записку с
уведомлением о том, что не вернется домой к ужину.
Виктория сидела как на иголках во время кукольного спектакля
и позднее, за ужином в доме викария, и с нетерпением ждала момента возвращения
в Уэйкфилд, чтобы посмотреть, как Джейсон переносит ее отсутствие. Несмотря на
ее протесты, викарий все-таки поехал проводить ее домой и всю дорогу
рассказывал об опасностях, которые ожидают безрассудных женщин, рискующих в
одиночестве совершать поездки по ночам.
Мысленно ей уже рисовалась чудесная, хотя и маловероятная
картина, как Джейсон, встав на одно колено, признается ей в любви, говорит, как
ужасно скучал без нее за ужином… Настроив себя таким образом, она буквально
вихрем ворвалась в дом.
Нортроп сообщил ей, что, узнав о ее намерении поужинать в
гостях, лорд Филдинг поехал навестить соседей и еще не вернулся.
