– Если у тебя что-то происходит, что-то такое, о чем ты не
хочешь говорить, то знай, что всегда можешь пожить у нас. Со мной тебе будет
хорошо.
Покачав головой, Виктория поспешно ответила:
– Я хочу завтра уехать домой. Сегодня, к сожалению, я уже
ничего не могу изменить.
– Не считая того, что можешь хотя бы постараться выглядеть
немножко более счастливой, – усмехнулась подруга.
Виктория решила, что это отличный совет, и начала следовать
ему, чуть изменив свое поведение. В последующие два часа она постаралась
побеседовать как можно с большим кругом людей, каждый раз мастерски заговаривая
о Джейсоне как о весьма достойном человеке.
Когда лорд Армстронг заметил приятелям, что становится
прямо-таки невозможно договориться с арендаторами, Виктория тут же привела в
пример мужа, который, по ее словам, был с ними в наилучших отношениях.
– Лорд Филдинг так мудро управляет поместьями, – заключила
она тоном восхищенной жены, – что его арендаторы обожают его, а слуги – просто
боготворят!
" – Неужели? – потрясение переспросил лорд Армстронг. –
Надо поговорить с ним. Не знал, что он ублажает своих арендаторов, но раз вы
это утверждаете, значит, я ошибался.
Леди Бримуорти, отпустившей Виктории комплимент по поводу ее
сапфирового ожерелья, Виктория ответила:
– Лорд Филдинг обожает покупать мне драгоценности. Он так
щедр, добр и внимателен. И у него такой отменный вкус, не правда ли?
– Истинная правда, – согласилась леди Бримуорти, восторгаясь
баснословно дорогими бриллиантами и сапфирами, украшающими изящную шею молодой
графини. – Моего супруга бросает в жар, когда я покупаю драгоценности, – уныло
добавила она. – В следующий раз, когда он начнет браниться по поводу моей
расточительности, я приведу в пример щедрость Уэйкфилда!
Когда пожилая графиня Дреймор напомнила о том, что
приглашает Викторию следующим утром на завтрак, леди Филдинг ответила:
– К сожалению, не могу, графиня. Я вдали от мужа уже целых
четыре дня и, честно говоря, очень скучаю. Поистине он – само совершенство во
всем, что касается внимательности и доброты!
У графини Дреймор от изумления открылся рот. Когда Виктория
отошла, она повернулась к своим подружкам и ошеломленно пожала плечами.
– Само совершенство? – повторила она. – А я почему-то
думала, что она вышла замуж за Уэйкфилда.
В эту минуту в доме на Аппер-Брук-стрит Джейсон метался по
комнате, как тигр по клетке, проклиная своего старого лондонского дворецкого,
который неверно объяснил ему, где миледи проводит этот вечер, и проклиная себя
за то, что примчался за ней в Лондон, как ревнивый, снедаемый любовью юноша. Он
уже успел съездить к Берфордам, у которых, по словам дворецкого, она могла
быть, но не нашел ее среди собравшихся на балу. Не обнаружил он ее и в трех
других местах, указанных дворецким.
Виктория настолько преуспела в стремлении оповестить всех о
совершенствах своего мужа и доказать свою преданность ему, что к концу вечера
гости уже смотрели на нее скорее восхищенно-одобрительно, чем озабоченно. Ее
это настолько позабавило, что когда незадолго до утренней зари она вошла в дом
на Аппер-Брук-стрит, на ее лице все еще мелькала улыбка.
Она зажгла свечу, оставленную слугами для нее на столе в
прихожей, и не спеша поднялась по ковровой дорожке к себе. Она еще зажигала
свечи в своей спальне, когда ее внимание привлек тихий звук, донесшийся из
смежной комнаты. Моля Бога, чтобы там оказался один из слуг, а не грабитель,
она потихоньку подошла к двери. Подняв свечу повыше, она трясущейся рукой
собиралась взяться за ручку, как вдруг дверь распахнулась перед ее носом с
такой силой, что она вскрикнула.
– Джейсон! – переводя дух, воскликнула Виктория. – Слава
Богу, это ты. Я д-думала, что это вор, и уже собиралась проверить это.
– Смелый поступок, – усмехнулся он, глядя на высоко поднятую
свечу. – Ну и что бы ты сделала, если бы я оказался вором? Пригрозила, что
опалишь свечой ресницы?
– Виктория постаралась сдержать смешок, заметив зловещий
огонек в зеленых глазах. Она поняла, что за иронией Джейсона скрывалась
невообразимая злоба. Она невольно попятилась, когда Джейсон двинулся вперед.
Несмотря на вполне светскую внешность, ее супруг еще никогда не казался таким
грозным и мощным, как в эту минуту, когда наступал на нее обманчиво
неторопливыми, но широкими шагами.
Виктория собралась было укрыться за кроватью, но затем
застыла на месте и подавила свой безумный, безосновательный страх. Ведь она не
сделала ничего плохого, а ведет себя как трусливое дитя! Она решила, что
следует обсудить все спокойно и разумно.
– Джейсон, – начала она чуть-чуть дрожащим голосом, – ты на
что-то сердит?
Он остановился перед ней, агрессивно уперев руки в бока и широко
расставив ноги.
– Еще бы! – злобно процедил он. – Где, черт побери, ты была?
– У.., у леди Дануорти на балу.
– До утренней зари? – усмехнулся он.
– Да. А что в этом необычного? Ты прекрасно знаешь, как
поздно кончаются эти…
– Нет, не знаю! – жестко оборвал он. – Интересно, почему как
только ты вырываешься на свободу, то разучиваешься считать?
– Считать? – повторила Виктория, еще более напуганная. – Что
считать?
– Дни, – кисло пояснил он. – Я позволил тебе отлучиться на
два дня, а не на четыре!
– Я не нуждаюсь в твоем разрешении! – безрассудно
воскликнула она. – И не притворяйся, что тебе небезразлично, где я нахожусь, –
здесь или в Уэйкфилде!
– Еще как небезразлично, – нарочито мягким тоном заявил он,
демонстративно медленно снимая фрак и расстегивая пуговицы белой рубашки. – И
на каждое свое действие ты должна испрашивать моего разрешения. Ты стала ужасно
забывчивой, радость моя, – я твой супруг, помнишь? Раздевайся.
Виктория в ужасе отрицательно покачала головой.
– Не доводи меня до крайности, – прошипел он. – Иначе тебе
не поздоровится, можешь быть уверена.
Она ни минуты не сомневалась в этом и дрожащими руками с
трудом начала расстегивать малюсенькие застежки на спине.
– Джейсон, ради Бога, в чем дело? – взмолилась она.
– В чем дело? – ехидно повторил он, бросая рубашку на пол. –
Я ревную, моя дорогая. – Его руки потянулись за брючным ремнем. – Я ревную, и
это чувство для меня не только ново, но и крайне досадно.
При иных обстоятельствах Виктория обрадовалась бы сверх меры
от такого признания. Теперь же она была еще более напугана и напряжена, а ее
пальцы совсем запутались в застежках.
