– Не могу! – Эти слова были произнесены шепотом, и в них
была вся мука, переполнявшая ее душу.
– Пожалуйста…
Ее глаза набухли от слез; она покачала головой:
– Не могу.
Эндрю тяжело вздохнул и медленно направился к выходу.
Ее рук», протянутая к нему в молчаливом беспомощном порыве,
безвольно упала, когда он вышел из комнаты.
Из дома. Из ее жизни.
В зловещей тишине прошла минута, еще минута. Ее пальцы
скручивали складки платья, пока не побелели от напряжения; образ искаженного от
горя лица Эндрю навсегда отпечатался в ее мозгу. Она вспомнила, как чувствовала
себя, узнав, что он женат, вспомнила каждодневные муки, которые испытывала,
пытаясь изобразить на своем сведенном судорогой горя лице улыбку.
Неожиданно ее сотрясли боль и злоба, и она круто повернулась
к Чарльзу.
– Как вы могли?! – в неистовстве крикнула она. – Как вы
могли поступить так с людьми, которые не сделали вам ничего дурного! Вы видели
его лицо? Вы понимаете, что он пережил? Понимаете?
– Да, – сокрушенно ответил Чарльз.
– А знаете ли вы, что пережила я в тот период, когда думала,
что он предал меня и что я осталась одна? Я чувствовала себя нищенкой в вашем
доме! Знаете ли вы, что я пережила, полагая, что выхожу за человека, которому
не нужна, и что делаю это, не имея иного выбора…
Ее голос затих, она смотрела на герцога сквозь завесу слез,
с которыми тщетно боролась и из-за которых не могла видеть ужасного отчаяния на
его лице.
– Виктория, – тихо сказал Чарльз, – не обвиняйте в этом
Джейсона. Он не знал, что я притворялся, и ничего не знал о письме…
– Вы лжете! – дрожащим голосом выкрикнула она.
– Нет, клянусь!
Она гордо подняла голову – это было уж слишком; ее глаза
горели от возмущения.
– Если вы думаете, что я поверю еще хоть единому слову,
сказанному вами или Джейсоном… – Виктория осеклась, заметив мертвенно-серую
бледность лица Чарльза, и выбежала из комнаты.
Спотыкаясь, она промчалась по лестнице и бросилась в свою
спальню, не вытирая слез, градом катившихся по ее щекам. В спальне она
облокотилась спиной о закрытую дверь; ее голова откинулась назад, зубы были до
боли стиснуты: она пыталась совладать с отчаянием.
Перед ее мысленным взором вновь возникло перекошенное от
боли лицо Эндрю, и она громко застонала от жалости и отчаяния. Ты была моей
путеводной звездой с того самого дня, когда я увидел тебя верхом на индейском
пони… Тори, пожалуйста! Поедем со мной…
Значит, она была разменной пешкой в игре, затеянной двумя
себялюбивыми, бессердечными людьми, с горечью решила она. Джейсон прекрасно
знал, что Эндрю собирается приехать, как прекрасно был осведомлен и о том, что
Чарльз премило играл в карты в ночь притворного «приступа».
Виктория собралась с силами, сбросила с себя платье и надела
верховой костюм. Если она останется в этом доме еще хоть минуту, то сойдет с
ума. На Чарльза она не может кричать: если он сойдет в могилу, это останется на
ее совести. А Джейсон – он должен вернуться к ночи. Она наверняка вонзила бы
ему в сердце нож, если бы увидела его сейчас.
Виктория набросила на себя белую шерстяную накидку и сбежала
вниз по ступенькам.
– Виктория, постойте! – крикнул Чарльз, когда она мчалась
через коридор в заднюю часть дома.
Виктория резко развернулась, дрожа всем телом.
– Оставьте меня! – крикнула она, пятясь. – Я уезжаю в
Клермонт. Хватит вам того, что вы натворили!
– О'Мэлли! – отчаянно рявкнул Чарльз, когда она выбежала
через черный ход.
– Да, ваша светлость?
– Ты, конечно, подслушал, что произошло в гостиной…
О'Мэлли, которому подслушивание было присуще по натуре,
мрачно кивнул, даже не пытаясь отрицать это.
– Ты ездишь верхом?
– Да, но…
– Поезжай за ней, – торопливо сказал Чарльз. – Не знаю,
поедет ли она в коляске или верхом, но поезжай за ней. Она хорошо к тебе
относится и прислушается к твоим словам.
– Ее милость сейчас не в настроении слушать кого-нибудь, и,
пожалуй, ее можно понять.
– Не важно, черт подери! Если она не захочет вернуться, то
хотя бы проводи ее до Клермонта и убедись, что она благополучно добралась туда
и находится в безопасности. Клермонт отсюда в пятнадцати милях к югу, по дороге
вдоль реки.
– А если она поедет в Лондон и попытается бежать с
американцем?
Чарльз почесал в затылке, затем энергично затряс головой:
– Нет! Если бы она решилась на это, то уехала бы с ним
сейчас.
– Но я не умею так хорошо ездить верхом, как леди Виктория.
– В темноте она не будет гнать коня. А теперь беги в конюшню
и действуй!
Виктория уже неслась галопом на Матадоре, и Волк бежал
рядом, когда О'Мэлли еще только мчался к конюшне.
– Подождите, пожалуйста! – крикнул он, но она, казалось, не
слышала. Низко наклонившись к шее могучего коня, она гнала его так, будто за
ней гонится дьявол. – Седлай самую быструю лошадь, которая у нас есть, и
поскорее! – приказал О'Мэлли груму, взглядом провожая колыхавшуюся на ветру
белую накидку, исчезающую за поворотом извилистой аллеи.
Матадор успел не то что проскакать, а буквально пролететь
целых три мили, звонко щелкая копытами по покрытой щебнем дороге, когда
Виктории пришлось замедлить темп – из-за Волка. Верный пес старался не
отставать, но в конце концов рухнул в изнеможении. Она подождала, пока он
отдышится, и уже собиралась сломя голову нестись дальше, как вдруг услыхала
позади топот копыт и едва доносившийся крик.
Не будучи уверена, преследует ли ее разбойник с большой
дороги, нападающий по ночам на одиноких путников, или Джейсон, возможно, уже
вернувшийся, Виктория повернула Матадора и быстро поехала прямо через заросли,
меняя направление, чтобы сбить преследователя, кто бы он ни был, с толку. Но
тот настырно мчался за ней, ломая кусты и уже почти догоняя ее, несмотря на все
ее уловки.
Паника и ярость разрывали се грудь, когда она выбралась
из-под покрова леса, служившего хоть какой-то защитой, и пустила коня галопом
по дороге. Если за ней гонится Джейсон, то она скорее погибнет, чем даст себя
загнать, как кролика. Он слишком часто обманывал ее. Хотя вряд ли это Джейсон.
Выезжая из Уэйкфилда, она не встретила кареты, не видела ее и тогда, когда
выехала на дорогу, идущую вдоль реки.
