– Тогда я вынуждена разочаровать вас, бабушка: уверяю вас,
Джейсон никогда этого не сделает. Скорее всего он войдет и попытается поцеловать
меня и.., и…
– И соблазнит тебя вернуться домой? – просто закончила
герцогиня. – Именно так.
– И ему это удастся? – поинтересовалась старая леди, склонив
голову набок. Несмотря на нахмуренное лицо, в глазах ее появились веселые
искорки.
Виктория вздохнула и прислонила пылающий лоб к холодному
оконному стеклу.
– Вероятно.
– Тем более он что-то затягивает с приездом. Ты
действительно считаешь, что он знал о письмах мистера Бэйнбриджа? Если это так,
то с его стороны было ужасно беспринципно не поставить тебя в известность.
– У него нет принципов, – устало и сердито заявила Виктория.
– Он в них не верит.
Герцогиня снова начала в задумчивости мерить шагами комнату,
но резко остановилась, случайно подойдя к Волку, лежавшему возле камина. Она
содрогнулась и сменила направление.
– Не знаю, какой грех на мне лежит и почему я должна терпеть
этого злобного хищника в качестве гостя!.. У Виктории вырвался грустный смешок.
– Привязать его во дворе?
– Боже правый, нет! Он уже порвал бриджи Майкельсона, когда
тот утром собирался покормить его.
– Он не доверяет мужчинам.
– Мудрый зверь, хотя его вид оставляет желать лучшего.
– Мне кажется, он красив какой-то особенной, хищной
красотой… – «Как Джейсон», – подумала она, ей стало не по себе, и она поспешно
выкинула эту мысль из головы.
– Перед тем как я отправила Дороти во Францию, она успела
приютить двух кошек и воробышка со сломанным крылом. Они тоже мне были не по
душе, но, во всяком случае, они хотя бы не зыркали на меня, как этот зверь.
Говорю тебе, он ждет не дождется, когда можно будет меня слопать. Даже в эту
минуту он размышляет, какова я на вкус.
– Он следит за вами, потому что охраняет вас, – смеясь,
объяснила правнучка.
– Он охраняет свой очередной обед! Нет-нет, – поспешно
сказала герцогиня, протестующе подняв руку, когда Виктория направилась к Волку
с намерением отвести его во двор. – Умоляю тебя, не ставь снова под угрозу
жизнь моих слуг. А кроме того, – чуть расслабившись, призналась она, – со дня
смерти твоего прадеда я еще никогда не чувствовала себя в такой безопасности.
– Тебе теперь не нужно беспокоиться, что в дом могут
забраться воришки, – согласилась девушка, снова занимая свой наблюдательный
пост у окна.
– Забраться? Дорогая, да вор теперь не войдет в эту комнату,
даже если ему заплатят.
Виктория постояла у окна еще с минуту, а затем повернулась и
бездумно побрела к забытой книге, лежавшей на полированном столике.
– Сделай одолжение, присядь, Виктория, и дай мне походить
немного. Какой смысл нам постоянно натыкаться друг на друга, бродя по ковру.
Интересно, что мешает этому твоему дьяволу-красавчику пожаловать в нашу
берлогу?
– Возможно, он действительно еще не возвратился из поездки,
– сказала Виктория, усаживаясь в кресло и уставившись на свои ладони. – Только
теперь я немного успокоилась.
Герцогиня прошла к окну и выглянула во двор.
– Ты думаешь, он любит тебя?
– Мне так казалось.
– Конечно, да! – настойчиво подтвердила ее светлость. – Весь
Лондон говорит об этом. Он без ума от тебя. Именно по этой причине он вступил в
сговор с Атертоном и скрыл от тебя письмо твоего обожаемого Эндрю. Уж я
постараюсь сказать Атертону все, что думаю по этому поводу. Хотя, – задумчиво
добавила она, все еще вглядываясь в окно, – вероятно, в сложившихся
обстоятельствах и я поступила бы так же.
– Не верю.
– Конечно, да! Если бы передо мной был выбор, позволить ли
тебе выйти за какого-то неизвестного мне человека из некоей заморской колонии
или выдать тебя за лучшего жениха страны – состоятельного, титулованного и
красивого, – конечно, я вполне могла поступить так же.
Виктория не стала напоминать, что именно подобная логика не
дала возможности ее матери и Чарльзу Филдингу насладиться счастьем любви.
Голос герцогини стал чуть напряженнее:
– Ты абсолютно уверена в том, что хочешь вернуться в
Уэйкфилд?
– Я не собиралась уезжать насовсем. Мне кажется, я лишь
хотела наказать Джейсона за горе, причиненное Эндрю. Бабушка, если бы ты только
видела лицо Эндрю в этот момент, то поняла бы. Мы с детства были самыми
большими друзьями! Эндрю научил меня плавать, стрелять и играть в шахматы.
Кроме того, меня взбесило, что Джейсон и Чарльз отнеслись ко мне как к игрушке,
пешке, бесчувственному предмету. Ты не можешь представить себе, какой одинокой
и несчастной я чувствовала себя, когда думала, что Эндрю отказался от меня.
– Ну, моя дорогая, – задумчиво сказала герцогиня, – тебе
недолго осталось чувствовать себя одинокой. Уэйкфилд как раз приехал за тобой…
Хотя нет, постой, он прислал эмиссара! Кто это такой?
Виктория пулей бросилась к окну.
– О, это капитан Фаррел, старинный друг Джейсона.
– Хм! – весело сказала герцогиня, постукивая тростью об пол.
– Хм! Он прислал секунданта. Этого я не ожидала от Уэйкфилда, но пусть будет
так! – Она махнула рукой, сделав знак Виктории. – Беги в салон и не показывай
своего хорошенького личика, пока я не позову тебя.
– Что? Нет, бабушка! – упрямо воскликнула девушка.
– Да! – ответила старая леди. – Сейчас же! Если Уэйкфилд
желает рассматривать это как дуэль и посылает секунданта обсудить условия, то
пусть так и будет! Я буду твоим секундантом. И уж я-то не уступлю! – весело
подмигнула она.
Виктория неохотно подчинилась и ушла в салон, но,
естественно, ни при каких обстоятельствах она не допустила бы, чтобы капитан
уехал, не поговорив с ней. «Если прабабушка не позовет в ближайшие пять минут,
то я все равно пойду в гостиную и поговорю с капитаном», – решила она.
Прошло всего три минуты, как дверь в салон с шумом
распахнулась и на пороге появилась прабабушка, выражение лица которой
представляло комическое сочетание недоумения, смеха и ужаса.
– Дорогая моя, – объявила герцогиня, – кажется, ты все-таки
невольно заставила Уэйкфилда ползать на коленях.
– А где капитан Фаррел? – перебила ее правнучка. – Он еще не
уехал?
– Нет-нет, он здесь, успокойся. Бедняга сейчас отдыхает с
дороги в ожидании закуски, которую я любезно предложила ему. Подозреваю, что он
теперь воспринимает меня как самую жестокосердую женщину в мире, потому что,
когда он сообщил мне привезенную им новость, я весело предложила ему
подкрепиться, вместо того чтобы выразить глубочайшее соболезнование.
