В течение следующего часа весь вышколенный персонал дворца,
не веря своим ушам, выслушивал и пересказывал друг другу драматическую сцену,
имевшую место в приемной. А в следующие полчаса история о том, как в ответ на
ужасающе дерзостный вызов, брошенный прямо в лицо хозяину, его милость вместо
обычного проявления леденящего высокомерия отреагировал как нормальный добрый
человек, распространилась по всему поместью, дойдя до конюшен и домиков егерей.
А наверху, в спальне, Виктория дрожащими от волнения и отчаяния
руками вынимала заколки из своих золотых волос и снимала роскошное платье
персикового цвета. Все еще сдерживая слезы, она повесила платье в гардероб,
набросила ночную сорочку и забралась в постель. Тоска по родному дому терзала
ее душу. Ей хотелось покинуть Англию, уехать так далеко, чтобы целый океан
отделял ее от людей, подобных Джейсону Филдингу и леди Кирби. Вероятнее всего,
ее мать уехала из Англии по той же причине. Ее мать… Ее прекрасная ласковая
мама… Виктория подавила подступившие к горлу рыдания. Эта леди Кирби не
заслуживала даже того, чтобы притронуться к подолу юбки Кэтрин Ситон!
Воспоминания о прежней счастливой жизни вереницей проходили
в памяти девушки. Она вспомнила день, когда собрала букет полевых цветов для
мамы, запачкав при этом свое платье. Смотри, мама, разве они не прелестны? Где
еще можно увидеть такое чудо? Я собрала их для тебя.., но запачкала платье.
Они очень хороши, согласилась мама, сжав ее в объятиях и не
обращая никакого внимания на испорченный наряд. Но самое прелестное чудо,
которое только можно увидеть, – это ты.
Она вспомнила себя, когда ей было семь лет и у нее была
лихорадка, от которой она чуть не умерла.
Все ночи напролет мама сидела возле ее постели, протирая ей
губкой лицо и руки, пока Виктория металась в бреду. На пятую ночь она
проснулась в объятиях матери с лицом, мокрым от слез, градом катившихся по
маминым щекам. Кэтрин укачивала ее, плача и шепча одну и ту же умоляющую фразу:
«Пожалуйста, не дай умереть моей крошке. Она такая маленькая и боится темноты.
Пожалуйста, Боже…"
В своей роскошной шелковой постели в Уэйкфилде Виктория
уткнулась лицом в подушку. Ее тело сотрясали конвульсии.
– О мама! – рыдала она навзрыд. – О мама, мне так тебя не
хватает…
Джейсон выждал, стоя у дверей ее спальни, и поднял руку,
чтобы постучать, но замешкался, услышав ее громкие рыдания, и глубокая складка
пролегла у него на лбу. «Пожалуй, ей станет легче, если она выплачется, –
подумал он. – Но с другой стороны, если истерика затянется, то она наверняка
заболеет». После минутного колебания он пошел к себе, налил в бокал бренди и
вернулся к ее комнате.
Джейсон постучал и, не получив ответа, открыл дверь и вошел.
Он встал подле ее постели и смотрел, как ее плечи сотрясались в конвульсиях
неизбывной тоски. Он и прежде не раз видел плачущих женщин, но их слезы всегда
были показными, предназначенными сломить волю единственного зрителя-мужчины.
Виктория же там, на лестнице, подобно воительнице метала в него словесные
молнии, а затем удалилась в спальню, чтобы выплакать свое горе подальше от
чужих глаз.
Джейсон положил ей руку на плечо.
– Виктория…
Виктория тут же повернулась на спину и привстала. Ее глаза
были подобны влажному темно-синему бархату, а густые мокрые ресницы искрились
от слез.
– Убирайтесь отсюда! – хриплым шепотом потребовала она. –
Сию же минуту!
Джейсон посмотрел на рассерженную синеглазую красавицу: ее
щеки пылали от гнева, золотисто-каштановые волосы беспорядочно рассыпались по
плечам. От девушки в аккуратной ночной сорочке с глухим воротом исходило
невинное обаяние целиком поглощенного своим горем ребенка, но ее гордый
подбородок и огонь, горевший в глазах, предупреждали, чтобы он не переходил
границы дозволенного.
Он вспомнил ее вызывающую дерзость в библиотеке, когда она
нарочно прочитала ту записку вслух, а затем даже не потрудилась скрыть своего
удовлетворения тем, что привела его в негодование. Единственной женщиной,
осмеливавшейся когда-либо бросать ему вызов, была Мелисса, но она делала это за
его спиной. Виктория Ситон делала это, глядя ему в глаза, и он, пожалуй,
восхищался ею.
Когда он даже и не подумал уйти, Виктория раздраженно
смахнула слезы, натянула простыню до подбородка и села.
– Вы понимаете, что скажут люди, если узнают, что вы были
здесь? – зашипела она. – Неужели вам все равно?
– Абсолютно, – признался он, как нераскаявшийся грешник. – Я
скорее прагматик. – И, не обращая никакого внимания на грозный блеск в глазах
девушки, сел рядом с ней на кровать и предложил:
– Выпейте это.
Он поднес бокал с янтарным напитком прямо к ее лицу, чтобы
она почувствовала запах крепкого алкоголя.
– Нет, – сказала она, тряхнув головой. – Ни за что.
– Выпейте, – спокойно повторил он, – или я волью это вам в
глотку.
– Вы не сделаете этого!
– Сделаю, Виктория. А теперь послушайтесь меня, будьте
хорошей девочкой. Вам станет гораздо лучше.
Виктория видела, что спорить бесполезно, а она была так
изнурена… Поэтому она обиженно отпила с наперсток отвратительной желтой
жидкости и попыталась вернуть ему бокал.
– Я чувствую себя гораздо лучше, – с невинным видом солгала
она.
В его глазах запрыгали веселые чертики, но голос оставался
безжалостным:
– Допейте остальное!
– И тогда вы уйдете? – спросила она, позорно капитулировав.
Он кивнул.
Попытавшись поскорее проглотить напиток, как если бы это
была невкусная микстура? Виктория сделала два больших глотка, а затем еще два и
задохнулась, когда огненная жидкость обожгла ее нутро.
– Это что-то ужасное, – выдохнула девушка, откинувшись на
подушки.
Джейсон немного помолчал, ожидая, пока бренди не окажет
своего действия. Затем спокойно сказал:
– Во-первых, объявление в газете о нашей помолвке дал не я,
а Чарльз. Во-вторых, вы так же, как и я, не горите желанием обручаться со мной,
не так ли?
– Абсолютно верно! – гордо заявила она.
– В таком случае зачем же плакать по поводу того, что мы не
обручились?
Виктория одарила его взглядом, полным высокомерного
презрения.
– Я и не думала плакать.
– Неужели? – Развеселившись, Джейсон посмотрел на слезинки,
еще висевшие на ее длинных загнутых ресницах, и дал ей белоснежный носовой
платок. – Тогда почему же у вас нос покраснел, глаза опухли, лицо побледнело и…
