Вспомнив, что до нее с Чарльзом был Джейсон, Виктория
предположила, что именно последний является наиболее вероятной причиной
угнетенного настроения.
– Вам понравилось, как прошел ужин? – осведомилась она
небрежно.
– Чрезвычайно, – ответил он, и по его тону можно было
судить, что он говорит совершенно искренне.
– А Джейсону?
– Бог ты мой, да. Очень. А почему вы спрашиваете?
– Дело в том, что он не принял участия в наших воспоминаниях
о детских годах.
Чарльз отвел взгляд в сторону.
– Возможно, он не мог вспомнить ничего забавного. Виктория
не обратила внимания на его ответ; в этот момент она подыскивала способ, как
повернуть разговор таким образом, чтобы сосредоточить его на самом Чарльзе.
– Я подумала, что, возможно, он был недоволен чем-то – я
что-то не так сказала или не так поступила, – и приходил к вам поделиться этим.
Чарльз снова взглянул на нее. На этот раз его карие глаза
весело блеснули.
– Вы беспокоитесь обо мне, дорогая, не так ли? И хотите
знать причину того, что меня гложет? Виктория рассмеялась:
– Неужели меня так легко раскусить? Он положил ладонь на ее
руку и сжал ее.
– Вы чудесная девушка, Виктория. Вы обо всех тревожитесь. Я
смотрю на вас, и у меня появляется надежда, что люди в целом не так уж плохи.
Несмотря на все страдания, пережитые вами за последние месяцы, вы замечаете
усталость пожилого человека и беспокоитесь о нем.
– Вы совсем не пожилой, – возразила она, бросая восхищенный
взгляд на герцога.
– Иногда я чувствую себя гораздо старше своих лет, – сказал
он. – Сегодня у меня именно такое состояние. Но вы взбодрили меня. Могу я
рассказать вам кое-что?
– Обязательно.
– В моей жизни было время, когда я мечтал о дочери, и вы
именно такая, какой я хотел видеть свою дочь. В горле Виктории застрял комок. А
он продолжал:
– Иногда я наблюдаю за вами, когда вы прогуливаетесь по саду
или разговариваете со слугами, и мое сердце наполняется гордостью. Я знаю, это
может показаться странным, поскольку нет никакой моей заслуги в том, что вы
выросли такой, но все равно я горжусь вами. У меня такое ощущение, будто я
кричу всем скептикам мира: «Полюбуйтесь на нее, в ней – жизнь, мужество и
красота. Она – именно то, что замышлял Бог, когда дал мужчине спутницу. Она
будет бороться за то, во что верит, защищаться, когда ее несправедливо осудят,
но простит раскаявшегося и не вспомнит зла». Я знаю, что вы не единожды прощали
Джейсону его обращение с вами. Я думаю так и затем спрашиваю себя: что я могу
ей дать, чтобы доказать, как она мне дорога? Что может дать человек богине?
Виктории показалось, будто что-то блеснуло в глазах герцога,
но она не была уверена, так как ее собственные глаза жгли слезы.
– Ну вот, – смущенно сказал он, еще крепче сжимая ее руку, –
скоро мы оба будем рыдать за шашечной доской. Поскольку я ответил на ваш вопрос,
может быть, вы ответите на мой? Что вы думаете о Джейсоне?
Виктория нервно улыбнулась.
– Он был щедр по отношению ко мне, – осторожно начала она,
но Чарльз отмахнулся:
– Я не об этом. Меня интересует, что вы думаете о нем?
Скажите мне честно.
– Я.., кажется, не понимаю, о чем вы.
– Ладно, скажем точнее. Считаете ли вы, что он красив?
Виктория едва удержалась, чтобы не фыркнуть.
– Большинство женщин, кажется, считают его исключительно
привлекательным, – довольно улыбаясь, зондировал почву Чарльз. – А вы?
Оправившись от изумления, вызванного столь неожиданным
направлением разговора, она кивнула, пытаясь скрыть смущение.
– Хорошо. А вы согласны, что он.., гм.., отличается
некоторыми достоинствами, ценными для мужчины?
К ужасу Виктории, в ее мозгу в этот момент вновь
промелькнула сцена, когда Джейсон целовал ее у реки, и она почувствовала, что
краснеет.
– Вижу, что вы положительно ответили бы на этот вопрос, –
хмыкнул Чарльз, не правильно истолковав причину ее смущения. – Отлично! А
теперь я выдам вам один секрет. Джейсон – замечательная личность. У него была
тяжелая жизнь, но он сумел пробиться, потому что обладает исключительной силой
ума и воли.
Леонардо да Винчи когда-то сказал: «Чем шире душа человека,
тем глубже он любит». Его слова всегда напоминают мне о Джейсоне. Он глубоко
чувствует, но редко демонстрирует это. – И, усмехнувшись, герцог добавил:
– Поскольку у него такой сильный характер, он редко
наталкивается на отпор, а уж со стороны женщин – вообще никогда. Вот почему
подчас он кажется кем-то.., гм.., вроде диктатора.
Любопытство пересилило желание девушки не выспрашивать
лишнего.
– В каком смысле его жизнь была тяжелой?
– О своей жизни должен рассказать вам Джейсон; я не вправе
делать этого. Уверен, что наступит день, когда он сам вам все расскажет. Однако
я должен посвятить вас в следующее: Джейсон решил, что вам пора выйти в свет со
всем блеском. Через три дня мы едем в Лондон. Там к нам присоединится Флосси
Уильсон и за оставшиеся дни обучит вас всему, что полагается знать, вращаясь в
аристократическом обществе. Мы остановимся в лондонском доме Джейсона, который
гораздо более приспособлен для раутов, чем мой, а Джейсон, бывая в городе,
будет жить в моем доме.
Виктория не имела ни малейшего представления, что влечет за
собой выход в свет, но внимательно слушала Чарльза, рассказывавшего ей о
веренице балов, раутов, вечеринок, выходов в театр и венецианских завтраков,
которые ей предстояли. К тому моменту, когда он упомянул, что Кэролайн
Коллингвуд будет в Лондоне с аналогичной целью, ее уже одолел ужасный страх.
– ..И хотя вы, кажется, не обратили на это особого внимания
за ужином, – закончил он, – леди Кэролайн очень рассчитывает, что вы тоже
поедете в город, с тем чтобы можно было продолжить ваше знакомство. Вас это
устраивает, не так ли?
Виктория подумала, что насладится хотя бы этой частью своего
пребывания в Лондоне, о чем и сообщила герцогу, но тем не менее ей вовсе не
хотелось уезжать из Уэйкфилда и встречаться с сотнями незнакомых людей, в
особенности если они окажутся такими же, как леди Кирби.
– Поскольку мы с вами все обсудили, – подытожил Чарльз,
открывая маленький ящичек в столе и извлекая колоду карт, – скажите: когда ваш
друг Эндрю обучал вас игре в карты, ему не довелось научить вас игре в пикет?
– Довелось.
