Но не до такой же степени, чтобы его убивать!
Сначала Лукреции хотелось выкрикнуть это прямо в лицо брату, она даже рот раскрыла, но замерла, не произнеся ни звука, потому что вдруг поняла: ее согласие будет означать соучастие в убийстве! Она не выносила даже мысли об убийствах, девочкой закрывала уши, когда при ней рассказывали о найденных в Тибре трупах. Чезаре смеялся и заставлял уши открывать, а потом снова и снова говорил о раздувшихся в воде животах, о вывалившихся синих языках… Лукреция кричала:
– Ты злой! Злой!
Что она должна кричать сейчас, когда брат деловито обсуждает с ней план убийства ее мужа?!
Лукреция мгновенно решила, что должна предупредить Джованни, как бы он ни надоел, убивать графа Пезаро не за что. Пусть лучше бежит, скрывается в своем замке на берегу моря, хотя и туда за ним могут последовать убийцы, но это будет потом и… далеко, не на ее глазах…
И вдруг почти у собственной двери ей попался на глаза Джакомино – дворецкий графа Пезаро, видно, намеревался что-то спросить от имени Джованни. Лукреция быстро оглянулась и, не заметив никого, схватила Джакомино за рукав:
– Тихо! Только молчите!
Изумленный дворецкий послушно почти бежал за супругой хозяина, ломая голову, с чего это донне Лукреции пришло в голову нападать на него в коридоре и тащить с собой в комнату. Но не кричать же, отбиваясь от женщины?
В комнате произошло и вовсе странное: Лукреция взволнованным голосом велела немедленно выйти служанке, которая возилась, складывая в сундук какие-то вещи:
– Потом закончишь. Оставь нас!
Не успел Джакомино удивиться, как донна затолкала его за ширму, шепотом распорядившись:
– Сидите здесь тихо и молчите, что бы ни услышали!
Едва бедолага перевел дух, как в дверь постучали и, судя по голосу, вошел человек, которого сам дворецкий боялся больше всего в Ватикане – кардинал Валенсийский Чезаре Борджиа!
– Тебе стало лучше, Лукреция? Ты уже можешь спокойно поговорить со мной?
– Да, да, мне уже лучше. Но мне было так дурно, что я даже не поняла, о чем ты говорил. Ты не мог бы повторить, Чезаре?
– Пойдем в твой кабинет?
– Нет, нет! – Лукреция почти схватила брата за рукав, потянула к креслу. – Присядь, поговорим здесь.
Она столь откровенно покосилась на ширму, что Чезаре догадался, что за ней кто-то есть.
– Ты одна?
– Да! – быстро подтвердила сестра.
Но Чезаре, прежде чем сесть, плотно прикрыл дверь в спальню. Лукреция снова бросила осторожный взгляд на ширму, что подтвердило догадку брата. Однако он старательно делал вид, что не замечает опасений Лукреции. Спокойно сел, откинулся на спинку кресла и стал пересказывать план убийства графа Пезаро.
– Я думаю, он надоел уже всем, в том числе Лодовико Моро. – Чезаре рассмеялся. – Разве что в своем Пезаро его еще любят.
Лукреция тоже натянуто рассмеялась, поддерживать разговор она была не в состоянии и молила бога только о том, чтобы брат не заставил и ее обсуждать такой план. Видно, заметив ее состояние, Чезаре усмехнулся:
– Нет, ты определенно беременна! Такой рассеянной я тебя никогда не видел.
– Да нет же! Нет!
– Ты уверена? – участливо заглянул в лицо сестре Чезаре.
– Уверена.
– Хорошо, ты подумай, поговорим позже. Когда будет не так душно…
Прятавшийся за ширмой Джакомино подумал, о какой духоте может идти речь, если с утра дождь как из ведра и довольно прохладно. Вообще-то, он был потрясен, не каждый день приходится слышать об убийстве собственного господина.
Когда Чезаре вышел за дверь, Лукреция сделала знак высунувшемуся из-за ширмы дворецкому, чтобы пока не выходил, осторожно приоткрыла дверь и, только убедившись, что брат уже довольно далеко, наконец, смогла перевести дыхание. Она не заметила, что когда чуть скрипнула приоткрывшаяся дверь, Чезаре на мгновение замер, но тут же прибавил шаг. На его лице играла почти лукавая улыбка.
Теперь Лукреция сама вытащила из-за ширмы Джакомино:
– Ты все слышал? Тихонько выберешься из моих комнат и сообщишь все хозяину. Только осторожно.
Дворецкий только кивал, не в состоянии вымолвить ни слова. Ни Джакомино, ни сама Лукреция не сообразили, что в разговоре Чезаре вообще не сказал, как и когда должен быть убит граф Пезаро, только несколько раз повторил, что приказ о его убийстве уже отдан. И даже не сказал, кем отдан. У страха, как известно, глаза велики, а у смертельного и вовсе огромны. Джакомино с трудом сдерживал себя, чтобы не бежать в покои своего господина, а там, пока выйдут прочь слуги, чтобы сообщить ему новость наедине.
На Рим опустилась темная южная ночь, она была теплой, хотя весна еще не закончилась. Город уже притих, когда два всадника с низко опущенными на лица капюшонами плащей выехали через северные ворота и пустили коней в галоп – Джованни Сфорца и его дворецкий Джакомино уносили ноги в Пезаро. Граф так испугался услышанного от своего слуги, что загнал коня. Конь дворецкого пал раньше, Джакомино пришлось остановиться, не доехав до Пезаро, и купить новую лошадь. Арабский скакун самого Джованни Сфорца дотянул до площади перед дворцом, но там пал и он.
Бедному Джованни едва удалось перевести дух. Он прекрасно понимал, что как бы далеко ни находился Пезаро, убийцам не составит большого труда добраться в его дворец, а потому усилил охрану, перестал выезжать куда-либо, заставлял все того же Джакомино пробовать все блюда, прежде чем брал в рот что-то сам.
Но постепенно полегчало, видно, Борджиа не до сбежавшего зятя, Джованни Сфорца оставили в покое.
Теперь встал вопрос, как быть с Лукрецией. Вообще-то, это она спасла жизнь мужу, но граф Пезаро даже благодарить не намерен: Лукреция одна из Борджиа, а все они преступники, убийцы безо всякой жалости. Выбравшемуся из Рима невредимым Джованни Сфорца казалось, что он побывал в аду. Когда немного полегчало, принялся вспоминать разные ужасные слухи, которые слышал в Риме и вообще о Борджиа. Теперь граф Пезаро верил всему.
Борджиа убийцы? О, да, конечно, иначе почему он бежал бы из Рима столь поспешно? Не из-за трусости же!
Да, в их арсенале кинжал, яд, воды Тибра…
Нашлись те, кто вспомнил о слухах про яд Борджиа – карталену – порошок без вкуса и запаха, который действует медленно, убивая жертву через много дней после принятия этого яда. Причем умирает жертва в мучениях…
Джованни почувствовал, как у него скрутило внутренности. Неужели?! О, боже, неужели проклятый Чезаре сумел напоить его ядом раньше, чем сказал об этом Лукреции?! Врачи немедленно дали несчастному графу Пезаро сильное слабительное:
– Нужно очистить внутренности. Правда, прошло уже много времени… но все равно надо попытаться…
Бедолага ничего не ел, зато пил огромное количество молока и не вставал со стульчака. И вдруг вспомнилось, что именно так – обессилев от поноса – умер принц Джем. Вот оно! Несомненно, действовал яд.
