Лукреция с Санчей решили не уходить из комнаты Альфонсо, чтобы с их любимым человеком ничего не сделали. Они сами перевязывали его раны, сами готовили еду и пробовали все, прежде чем дать Альфонсо. Что подействовало сильнее – мольбы всем святым двух любящих красивых женщин или молодость и крепость организма самого Альфонсо, неизвестно, скорее, все вместе, но он выжил.
Пока они старались не задумываться, что будет дальше, ясно, что рядом с Чезаре Альфонсо оставаться нельзя, но как быть с Лукрецией и маленьким Родриго, который воспитывался под жестким присмотром Папы. Родриго Александр не отдаст никому!
Лукреция решила откровенно попросить помощи у отца против Чезаре. Он сам любил, знает, что это такое, к тому же понтифик так любит свою дочь. Отец поможет! Больше защиты искать не у кого. Лукреция твердо решила, что как только Альфонсо сможет встать с постели, они бросятся в ноги к Папе, умоляя отпустить их и не преследовать. Даже Родриго пусть остается с дедом, если это так важно. При мысли о возможности оставить сына ей становилось тошно, но Лукреция понимала, что готова заплатить даже такую плату, только чтобы уберечь любимого.
Глаза Лукреции и Санчи уже радостно блестели, на устах появились улыбки, все налаживалось, и вдруг…
Увидев в двери ненавистного ей Микеллотто, племянника Папы и любимого палача Чезаре, Лукреция почувствовала ужас. Микеллотто был не один, его сопровождали несколько головорезов.
– Что?!
– По распоряжению Его Святейшества мы должны проводить герцога Бисельи в тюрьму.
– Что вы несете?! Он ранен, он потерял много крови!
– Нет!
Лукреция с Санчей пытались своими телами заслонить Альфонсо от Микеллотто.
Невозможно было поверить, что понтифик способен приказать такое. Лукреция почувствовала, что теряет почву под ногами окончательно. Всего лишь минуту назад она думала о том, как просить защиты у Папы, а он сам на стороне Чезаре?! Но если понтифик против, то нельзя умолить даже Господа, ведь он Его наместник на земле?!
Почти теряя сознание, Лукреция выкрикнула:
– Нет, не верю!
Микеллотто усмехнулся:
– Можете спросить Его Святейшество сами.
Ухмылка аспида, но обе женщины словно обезумели, забыв о том, что раненого нельзя оставлять одного, они бросились из комнаты разыскивать Папу, чтобы потребовать у него ответа. Что и было нужно Микеллотто.
Секретарь с изумлением уставился на двух мадонн, ворвавшихся в приемную словно ураган.
– Где Его Святейшество?!
– Его сегодня нет во дворце…
– Как нет?!
Санча еще что-то смогла спросить, Лукреция уже нет. Она поняла все: их просто выманили из комнаты, чтобы убить Альфонсо без помех…
Объяснения Микеллотто, что у герцога Бисельи вдруг открылись раны и тот слезно просил задушить его, чтобы не оставлять мучиться, никому не были нужны. Лукреция их даже не услышала. Она не уберегла Альфонсо, позволила себя обмануть этому палачу, она потеряла свое счастье… Все остальное было неважно, даже то, накажут или нет убийц.
Вне всякого сомнения: Господь решил ее покарать. За что? Лукреция не сомневалась – за ложь о Джованни Сфорца, за то, что скрыла от него рожденного ребенка, что не последовала как добрая жена за своим мужем в Пезаро. Но она и сейчас не сомневалась, что не нужна графу Пезаро ни одна, ни с ребенком. Джованни с первого дня не желал ее, не мог обеспечить и защитить. Почему же тогда нельзя с ним развестись? И чем пред Господом виноват Альфонсо?
Лукреция больше не верила Чезаре и не желала его видеть. Может быть, потом… когда-нибудь… но не сейчас. Казалось, у брата на руках кровь Альфонсо, казалось, его кровь забрызгала и одеяние Папы.
…Санча требовала мстить за Альфонсо… Но у Лукреции что-то словно сломалось внутри, какой-то стержень. Мстить… кому? Чезаре? Отцу? Они и Родриго – единственное, что есть у нее в жизни. Но они убили ее любовь, отца ее сына, единственного мужчину, который любил ее как женщину, а не как источник дохода и почестей.
Лукреция словно потеряла даже способность плакать, она лежала, глядя остановившимися сухими глазами в потолок, и молчала. Минуту за минутой, час за часом, день за днем… не реагируя даже на плач своего малыша Родриго. Думала ли она о чем-то? Если и были, то не мысли, а скорее просто понимание. Любого, кто станет ей дорог, кто окажется с ней рядом, ждет гибель. Она словно прокаженная, ее нельзя любить, с ней нельзя рожать детей…
Зачем? Почему? Они с Альфонсо так любили друг друга, так дорожили каждой минутой… Она снова вспомнила стихотворение Лоренцо Великолепного, которое читал ей муж, но тогда Альфонсо не произнес окончание, теперь оно всплыло словно насмешкой:
…Сперва молчал я и робел, как прежде,
Но страх привычный уступил надежде
На торжество. «Мадонна…» – начал я.
Конец свиданья мне, увы, неведом:
Растаял мимолетный сон, и следом
Награда улетучилась моя!
Как верно: «Растаял мимолетный сон»… Их любовь, их семья была лишь сном, гибельным для Альфонсо.
А для них с Родриго? Что теперь будет с ними? Жить как прежде невозможно, Лукреция не верила больше никому, даже Санче, которая почернела от горя.
Казалось бы, почему Санче? Но разве не она предложила бежать к Папе и просить за Альфонсо? Зачем сестра Альфонсо побежала вместе с Лукрецией, ведь могла остаться, при ней Микеллотто не рискнул бы расправиться с Альфонсо вот так запросто. Санча любовница Чезаре, возможно, они в сговоре.
Понимание этого делало черным весь мир вокруг, если уж Чезаре и Санча способны предать ее, то что оставалось? Только брать Родриго и бежать из Рима как можно дальше.
Альфонсо похоронили быстро, но это уже не играло никакой роли. Дав сестре выплакаться, Чезаре прислал к ней слугу сказать, чтобы пришла для разговора. Это было необычно: если Чезаре что-то нужно, он приходил сам. Лукреции не хотелось видеть ни его, ни даже отца. Как смотреть в глаза Папе, понимая, что тот знает о вине Чезаре и не наказывает его? Как смотреть в лицо самому Чезаре?
И все же Лукреция пошла… Она двигалась, как во сне, почти ни на кого не глядя, бледная, неживая.
Чезаре был зол на сестру, по кому вздумала плакать? Этот сопляк Альфонсо только и способен читать стихи своей жене да обниматься с ней. Как и Джованни Сфорца, Альфонсо Арагонский сразу не понравился Чезаре, первый потому, что подружился с Джоффредо, а второй потому, что похитил сердце Лукреции.
Чезаре желал царствовать всюду один! Заметив, что жена Джоффредо Санча нравится Джованни Борджиа, Чезаре сделал все, чтобы Санча стала его любовницей, но быстро потерял к ней интерес. Джованни, напротив, принялся всячески подчеркивать их близость, думая этим оскорбить Чезаре. Сопляк!
Но если Санча ему была безразлична, то отдать кому-то Лукрецию Борджиа не мог никак. Сама мысль, что его сестра тает в чьих-то объятьях и на кого-то смотрит влюбленным взглядом, приводила Чезаре в бешенство. Хотелось задушить Альфонсо собственными руками. А уж когда стало понятно, что этот брак мешает и отцу… Неаполитанское королевство стало просто обузой, под влиянием Чезаре Александр все больше разворачивался на север, теперь его интересовали Милан и французы. Папа решил, что с новым французским королем Людовиком можно договориться, не то что с Карлом.