Тогда за кого?
Ответ пришел неожиданно, как происходит в нашей жизни все важное.
С этой минуты в жизни Марии Стюарт фарс и комедия окончательно уступают свое место трагедии.
Конечно, от Елизаветы не укрылся интерес Марии к ее родственнику. Во время обряда посвящения в рыцари не понравившегося Марии Роберта Дадли английская королева держала шотландского посла подле себя. Когда на правах принца крови с традиционным королевским мечом вперед выступил рослый розовощекий Генри Дарнлей, она едва заметно улыбнулась и кивнула на крепыша, затянутого в богато расшитый наряд:
– Вам больше приглянулся этот молодой повеса? Не наплачьтесь…
Мелвилл и глазом не моргнул, сказалась многолетняя привычка мгновенно реагировать на любые повороты беседы:
– Ни одна умная женщина не изберет в мужья человека с такой тонкой талией и розовыми щеками…
Реакция Елизаветы оказалась еще более яркой, она тоже чуть усмехнулась:
– А дура изберет?
Сказала и направилась к посвящаемому, оставив Мелвилла соображать, о ком она сейчас – о Марии или… о себе?! На мгновение послу стало не по себе, Елизавете ничего не стоит расстроить все их старания, попросту предложив леди Леннокс себя в качестве альтернативы Марии Стюарт! Конечно, английская корона куда более заманчива, чем шотландская, и Маргарита Леннокс с восторгом согласилась бы. А потом хитрой рыжей бестии ничего не стоит под каким-нибудь предлогом разорвать помолвку и оставить в дураках и Марию, и Ленноксов тоже.
Сразу после посвящения Мелвилл направился не к Маргарите Леннокс, а к своему приятелю канцлеру Уильяму Сесилу. Удивительное дело, они умудрялись даже дружить и помогать друг дружке, однако ни на йоту не поступаясь каждый интересами своей королевы. И сколько же этим двум умникам пришлось поломать головы, чтобы хоть как-то сгладить противостояние двух упрямиц на престолах!
У Сесила великолепные дома за городом, где безвыездно жила его супруга с сыном-калекой. Это было трагедией всей жизни Уильяма Сесила – его сын с детства ущербен телом, но не умом, и отец с матерью сделали все, чтобы он сумел встать на ноги и добиться больших успехов, со временем заменив отца. В Лондоне же Сесил довольствовался небольшими комнатами, ему достаточно места для сна, еды и работы.
Мелвилл очень любил кабинет Сесила со множеством огромных шкафов, набитых книгами, красивыми канделябрами, множеством хорошо очиненных перьев в бронзовой подставке (зная эту любовь, Сесил всегда давал их запас с собой), красивыми часами и резным камином с двумя креслами перед ним. Одно – неизменно хозяина, а во втором располагался гость, с которым Сесил решил поговорить. В тот кабинет попадали далеко не все. Убедившись, что в нем ничего не изменилось со времени последнего посещения, Мелвилл усмехнулся.
– Что? – вскинул на него умные, чуть грустные глаза канцлер.
Его глаза были уникальны, но не своими размерами, цветом или формой, а выражением. Сесил словно чуть укоризненно о чем-то вопрошал собеседника. Причем смотрел так доброжелательно, что хотелось немедленно в чем-то покаяться. Канцлер умел подолгу не отводить глаз, и собеседник начинал искать свою вину, рассказывая то, чего не следовало бы говорить. Мелвилл знал, что Елизавета однажды посмеялась, мол, если бы Сесил допрашивал преступников, то они сами безо всякого следствия уже через день рассказали бы и о том, чего никогда не совершали.
Мелвиллу удавалось выдерживать этот взгляд, не каясь и не болтая лишнего, канцлер знал об этом, и их дружба становилась только крепче.
Жестом предложив гостю садиться на привычное место, Сесил также кивком дал знать старому слуге, чтобы тот принес вино и бокалы. Сам разлив искрившуюся на свету жидкость, он протянул напиток Мелвиллу и с удовольствием сделал первый глоток из своего бокала. Вино действительно оказалось вкусным, потекла неспешная беседа двух умных, умудренных жизненным и служебным опытом людей, точно знающих, что ни один не скажет лишнего и не использует случайно услышанное во вред другому. Договорись эти двое меж собой, и можно было бы объединить оба государства безо всяких войн, но тогда один из них оказывался бы ненужным, и они продолжали попытки перехитрить друг дружку, играя открытыми картами. Такая игра была тем более заманчива, что каждый точно предвидел поведение другого на два хода вперед.
– Испанец не собирается женить своего сына на Марии Стюарт.
– Я знаю, разговаривал сегодня с их послом.
Мелвилл прекрасно знал, что Сесил знает и о разговоре, и даже все, что произносилось, один из слуг испанского посольства давным-давно работал на Сесила и главу английской разведки Уолсингема. А Сесил знал, что Мелвилл знает о его знании.
– Не связывайтесь с Ленноксами, наплачетесь.
– Почему? Маргарита?
– Нет, сам Генри…
– Почему?
– Да хлыщ же!
Мелвилл, смеясь, развел руками:
– Остается надеяться, что королева разглядит это с первого взгляда. Елизавета случайно не собирается прибрать его к рукам?
Ответом был откровенно недоуменный взгляд Сесила:
– Королева никогда не страдала слабоумием… Корона у нее уже есть, а сажать себе на шею эту пустышку можно только от большого нетерпения. Вашей-то зачем? В пику Елизавете, что ли?
– Замуж хочется… – вздохнул Мелвилл.
– Не берут? – посочувствовал англичанин.
– А Елизавету? – вместо ответа спросил шотландец.
– К ней сватаются, да только сама не идет. Если бы разрешили выйти за Дадли…
Еще на первом приеме у Елизаветы Мелвилл сказал, что она никогда не выйдет замуж не из-за недостатка в женихах, а из-за того, что желает сама быть и королевой, и королем одновременно. Мария Стюарт этого явно не желала, красивая шотландская королева сама искала женихов, в то время как у не столь красивой английской они не переводились. Видимо, чтобы на тебе желали жениться, одной красоты мало, нужно иметь еще что-то. Что? Трон был и у той, и у другой…
Вернувшись в Эдинбург, Мелвилл отправился к Марии в Холируд. Но несмотря на то что солнце уже стояло в зените, королева еще не вставала!
– Ее Величество плохо себя чувствует? – забеспокоился Мелвилл.
– Нет, – удивленно пожала плечами камеристка Бетси.
– А почему она в постели в середине дня?
– Ее Величество встает очень поздно, особенно если предыдущий вечер затянулся до утра…
Как же они не похожи с Елизаветой! Живя в Лондоне, Мелвилл отвык от такого распорядка, к английской королеве следовало приходить рано поутру, она вставала с рассветом, умывалась, молилась, одевалась и два часа занималась делами, чтобы потом, легко позавтракав, отправиться на прогулку. Впервые услышав, что аудиенция назначена на восемь, Мелвилл недоуменно пожал плечами:
– Меня будут принимать во время бала?
