— Э, да ты случайно не влюбился в царицу?
Краска, густо залившая лицо сына, подсказала отцу, что тот не ошибся. Вот чего ему вовсе не было нужно, так это влюбленность Антиноя в Пенелопу!
— Не ту выбрал!
Хитрый Евпейт принял свои меры, и через пару ночей в спальне Антиноя появилась одна из рабынь, щедро подарившая подростку свои ласки. На время он забыл стройную женскую фигуру, освещенную закатным солнцем Акарнании…
Евпейт мог успокоиться.
Жизнь на Итаке стала налаживаться.
Пенелопа словно очнулась от спячки, теперь всем было ясно, что война в далекой Троаде надолго, царя скоро ждать не стоит, остальных тоже, значит, нужно все делать самим. Икарий помог дочери нанять серьезную охрану, сунувшиеся было в воды Итаки пираты узрели три хорошо вооруженные петиконтеры-двухмачтовики с сотней гребцов каждая и больше не появлялись, никому не хотелось испробовать на себе умение этих гребцов владеть не только веслом, но и копьем.
Пенелопа тратила на содержание охраны свое приданое, прекрасно понимая, что запасов надолго не хватит, их нужно как-то восполнять.
Заработать… заработать… Одиссей гонял и гонял свои корабли по Великой Зелени, где-то меняя овец на другие товары, где-то попросту грабя, а чем может заработать она? Только ткачеством. Но для ткачества нужна шерсть и женские руки, много женских рук, ловких, хорошо обученных.
Шерсть обещал привезти отец, к тому же пока есть запасы на самой Итаке, и в этом году скоро будут стричь овец. Пастухи сказали, что и приплод хорош, и шерсти будет сострижено много.
И все равно в этом году они не смогут продать ничего, во-первых, потому что разорены из-за нападения пиратов Ликета, во-вторых, просто нечего, оливковых деревьев не так много, чтобы давить масла достаточно для продажи, шерсть хоть и лежит с прошлого года, но пока не прядена и даже не чесана, не до того.
Работы предстояло столько, что спать некогда.
Но Пенелопа спать и не любила.
В ахейских домах хозяйка встает первой, умывается, приносит дары домашним богам и будит слуг. Антиклея не любила этого делать, отправляла будить кого-то из своих служанок. Пенелопа все делала сама. Она завела строгие порядки, просто не обращая внимания на Антиклею, теперь Пенелопа была полновластной хозяйкой на Итаке, и никто не посмел спорить!
Евринома отмеряла зерно горстями даже тогда, когда его намолотили вдоволь. На любое ворчание отвечала, что так приказано царицей. Любая мелочь была на учете, но никто не возражал, просто потому что не было у них лишних мелочей, как и лишних рук. Каждая пара, как и горсть зерна, на учете, а потому бездельничать не должна. Пример подавала сама царица, Пенелопу с рассвета до заката все видели за делом, а потому кто мог отлынивать от своего?
Пенелопа снова огляделась, что-то было не так в окружающем ее лесу. Прислушалась, но вокруг спокойно, только обычные лесные звуки, прислушалась к себе, тревоги не было тоже. Что же тогда? Пенелопа привыкла доверять мелькнувшим вдруг ощущениям.
Она забралась слишком далеко в гору, туда, где сохранилась старая оливковая роща, посаженная на поляне Лаэртом в давние времена. Но и от этой рощи ушла далеко в сторону. Склон хороший, солнечный, ровный, без больших валунов, из него вышла бы прекрасная пашня. Только от дворца далеко и рубить такой лес жаль, к тому же часто попадались взрослые оливы. Даже мелькнула мысль, что сюда можно бы прислать сборщиков плодов…
Оливы! Вот что удивило Пенелопу. Деревья не просто часто попадались, присмотревшись внимательней, она поняла, что их сажала человеческая рука! Оливы стояли не сами по себе, а почти ровными рядами. Но оливковая роща почему-то не состоялась, вокруг лесные заросли, потому оливковые деревья довольно хилые.
Женщина подошла к ближайшему, погладила рукой ствол:
— Тебе бы простор и солнце, урожай был бы прекрасный.
Взгляд нашел следующую оливу, потом еще и еще. Да, они посажены хоть и давно, но с толком. Почему же вокруг лес? Так не поступают с оливами, для ахейцев дороже дерева нет. Чья это земля?
На обратном пути Пенелопе встретился Лаэрт. Свекор не смог сдержать своего недовольства. «Что же за жена у Одиссея! Разве позволительно царице бегать по лесам с луком, да еще и в одиночестве?!» Невзирая на недовольство Лаэрта, Пенелопа уже открыла рот, чтобы спросить об оливах посреди леса, но что-то заставило ее рот захлопнуть. Всего лишь поинтересовалась здоровьем свекра. Тот пробурчал что-то в ответ и поспешил дальше.
Пенелопа отлично знала, что родители Одиссея, да и не только они, осуждают невестку за слишком вольное поведение, но сейчас ей просто наплевать на чье-то осуждение, на плечах небольшая косуля, это обед для ее домашних, и не вина Пенелопы, что муж далеко на войне, а никто другой не способен бегать по лесам за добычей. Вернее, способные есть, но их усилий не хватает, чтобы накормить множество голодных ртов, ждущих дома.
Если бы она попыталась объяснить все это Антиклее или Лаэрту, то снова не встретила бы понимания. Царица, заботящаяся о рабах, — это вообще глупо! Если раба нечем кормить, он стар и немощен, то его прогоняют, а не держат в доме. Пенелопа же, наоборот, собирала к себе рабов со всей Итаки. И ладно бы сильных и умелых, но у нее нашли приют немало стариков и беременных женщин. И уж совсем нелепо платить бывшим хозяевам за таких рабов! Ее осуждали за расточительство.
Пенелопа купила многих и многих. Она не принимала к себе изгнанных рабов, не уплатив бывшему хозяину хотя бы горсть ячменной муки при свидетелях. Многие дивились такой щедрости молодой царицы, к чему что-то платить за старика или старуху, а потом еще и кормить их, если бывший хозяин выгнал?
А еще Пенелопа поощряла беременности своих рабынь, те рожали и рожали. Мало-помалу ей даже стали подбрасывать своих детей все, кто рожал без воли хозяев. На царском дворе зазвенели детские голоса. К чему кормить детей?
Она считала иначе — каждый ребенок будет взрослым, почти каждый. Это новые рабы, которых не нужно покупать, к тому же их сразу можно обучить чему-то полезному. Для этого и нужны старики, они присмотрят за детьми, пока матери будут работать, передадут свои знания и умения…
Еще через несколько лет детишки вместе со своими матерями будут собирать сбитые с деревьев оливки, пасти гусей, носить хворост… Несколько лет, еще несколько лет ей нужно продержаться. Она обязательно продержится!
— Эвриклея, как давно твой дед живет на Итаке?
— Как и я.
— Среди наших слуг есть кто-то, кто очень стар и чьи предки давно здесь?
— Ферет.
— Позови-ка его ко мне. Он не болтлив?
— Нет, иногда по неделе слова не вытянешь.
Слуга пришел, поклонился, в ответ на приглашение царицы скромно примостился на самом краешке длинной скамьи. Смотрел с достоинством, но опасливо. Он из слуг самый старый, и хотя сил еще достаточно, если Пенелопа прогонит, в свой дом никто не возьмет, останется уйти в лес и жить дикарем. Можно бы к Лаэрту, да старый царь не слишком жаловал Ферета, потому что тот много знал и не всегда склонял голову до земли.
