Ее право выйти замуж, выбрать другого мужчину взамен невернувшегося, ее право… Сыну нужен отец, пусть неродной, но отец… Итаке нужен царь… дому нужна защита… женщине нужен мужчина…
Без царя с одной царицей Итака уже прожила больше тринадцати лет и не развалилась… Защита у дома крепкая, без мужчин обошлись, вернее, наняли… И сына воспитает не хуже блудного отца, от Одиссея, который вечно в море, все равно толку мало, разве что на какой-нибудь остров с заразой завезет и погубит… Оставался мужчина для нее самой…
Обойдусь! Безо всех обойдусь — без царя, защитника, воспитателя, даже без мужа, где его гарпии носят?!
Покрутившись с бока на бок, Пенелопа засыпала, чтобы совсем скоро подняться и начать новый день с бесконечными заботами, ведущий к ночи, когда снова и снова будет мучить одиночество и мысли о том, как жить дальше без Одиссея.
После погребения Антиклеи старый Лаэрт и вовсе перестал появляться во дворце, постоянно жил в своем небольшом доме, работая в саду и подолгу сидя на большом камне с отсутствующим видом. Пенелопа понимала, что свекор не может и не желает защитить их с Телемахом от незваных гостей, но все же решила попытаться вернуть старика во дворец. Нельзя жить одному всего лишь со слугами, если у Телемаха нет отца, пусть будет хоть дед. Да и Телемаху не мешало бы послушать рассказы не одного наставника Ментора, но и старого Лаэрта.
— Позови Телемаха, мы сходим проведать Лаэрта.
Эвриклея тревожно поинтересовалась:
— Царица, не лучше ли оставить Телемаха дома?
На мгновение задумалась и Пенелопа, но тут же замотала головой:
— Нет, он должен быть со мной все время, пока не станет взрослым!
— Ты боишься за сына?
— Да, теперь, когда все убеждены, что Одиссей в царстве Аида, только Телемах мешает захватить трон.
— Тебе нужна охрана?
— Нет, пока еще нет, до этого не дошло. — Пенелопа вздохнула. — Мне придется быть ласковой и приветливой с теми, кто мечтал бы занять место Одиссея, до тех пор, пока Телемах не будет в состоянии сам постоять за себя.
— Царица, подать повозку или запрячь осликов?
— Нет, мы пойдем пешком. Ты забыла, что я спартанка?
Эвриклея вздохнула, мысленно возразив: была спартанкой…
Телемах обрадовался возможности прогуляться.
— Мы идем к дедушке?
— Да, дорогой. Пора навестить старика, может, он сам не в состоянии ходить?
— Нет, с ним все в порядке, я недавно ходил к нему с Ментором.
Вообще-то, Пенелопе не слишком понравилось то, что ей не сообщили о такой прогулке, но потом она подумала, что слишком опекать сына тоже не годится.
— Что же ты не сказал, что пойдешь, я передала бы подарки.
— Мы нечаянно, Ментор показывал мне, как дуют ветры вокруг Итаки, мы поднялись на гору и увидели сад дедушки.
— Чтобы его увидеть, необязательно подниматься на гору…
— Да, конечно, просто мы посмотрели в ту сторону и увидели, а я попросил пройти через имение дедушки.
— Как он?
— Мама, он бросал большое копье в старую, растрескавшуюся оливу, она уже совсем высохла. И, знаешь, всегда точно попадал! У дедушки твердая рука.
Зачем старику бросать копье, чего он боится? А чего боялась она сама?
Пенелопа была вынуждена признаться себе, что боится за судьбу сына, он желанен только матери, для остальных — помеха, а это опасно.
Пока они шли к дому Лаэрта, Телемах весело болтал, рассказывая о своих мальчишечьих делах. Это было удивительно, потому что мальчик вырос, еще немного, и он будет выше матери… Пенелопа покосилась на сына, да нет, уже выше! Телемаху четырнадцать, совсем взрослый, уже девушки заглядываются, но мальчишка мальчишкой. И готов рассказывать матери то, что обычно говорят только отцу.
Нет, воспитывает его, конечно, Ментор, но опекает мать. Вдруг Пенелопа заметила, что сын примолк, неужели она пропустила что-то важное и мальчик обиделся?
— Чем ты озабочен, сын?
— Мама, ты женщина. Скажи откровенно: я некрасив? Рыж, коренаст и не отличаюсь изяществом?
Пенелопа несколько мгновений смотрела на сына, а потом от души рассмеялась:
— Ты очень похож на своего отца!
— Знаю, ты все время твердишь, что он герой, и я обязательно таковым стану. Но я-то о внешности!
— Да, Одиссей герой. А еще он рыж, коренаст и совсем не отличается изяществом.
Телемах недоверчиво покосился на мать. Та с трудом сдержала смех.
— Кому из красавиц не понравился твой цвет волос? Маленькой Арете?
Мальчик шмыгнул носом, поразившись материнской догадливости. Действительно, только вчера Арета насмешливо обозвала его рыжим теленком.
— Девушкам многое нравится или не нравится, но это не повод превращать свою жизнь в воплощение их мечтаний или капризов. Однако любая девушка предпочтет рыжего героя с добрым сердцем трусливому жестокому красавцу. Если она сама, конечно, не дура.
— Не дура! — зачем-то заверил мать Телемах.
— Я рада.
Мальчик вырос, и ему так нужен отец!
«Где же ты, Одиссей?! Где тебя носит по волнам и когда вернешься?!»
— Почему вы с Антиклеей охотно поверили Навплию, а не собственному сердцу?! Даже ты, Лаэрт, поверил в гибель Одиссея, даже ты!
— Пенелопа, со дня окончания войны с Троей прошло слишком много времени. Если мой сын за эти годы не вернулся домой, значит, он в царстве Аида.
— Ты думаешь, Одиссея не могло что-то задержать? Боги изобретательны.
— Что или кто может задержать героя, если его сердце рвется домой? Только гибель.
— А если не рвется?
Сказала совсем тихо, но Лаэрт расслышал, горько усмехнулся:
— Тогда чего ждешь ты?
— Жду своего мужа Одиссея.
— Пенелопа, не будет ли лучше забрать Телемаха и отправиться к своему отцу? Ты вправе увезти с собой все сокровища дворца, если таковые еще остались. Ты вдова, а Телемаху будет куда спокойней в доме Тиндарея, чем в Итаке.
— Это давно дом Менелая, ты прекрасно знаешь.
— Царь Спарты примет тебя, а приданое позволит снова выйти замуж…
— Кем тогда будет мой сын, просто сыном погибшего Одиссея? Нет, он вправе царствовать в Итаке и будет это делать!
— Итака невелика, а чтобы царствовать, еще нужно вырасти. Телемах мал, а ты, хоть и очень разумная, все же женщина. К тому же красивая женщина. Будет трудно сберечь власть до взросления сына, да и самого сына тоже…
— Вернись во дворец и помоги это сделать.
— Нет, я отошел от дел давно и возвращаться не хочу.
