— ВЫХОДИ, ДЕККЕР! ТЫ ОКРУЖЕН.
— Прекратите. Заткнитесь.
Но они меня, конечно, не слышали, да и не хотели слышать.
Они вели свою игру.
— Не очень приятно, когда тебя игнорируют, не правда ли? —
промолвил Тед. — Не получается навязывать свои правила.
— Оставь меня в покое.
Голос мой звучал неубедительно. Я пробовал думать о белке и
о зеленой незагаженной лужайке, но не мог. Все смешалось в моем сознании. Пляж
в тот день был залит ярким солнцем. У каждого был транзистор, и со всех сторон
лилась музыка. Джо и Розалин плескались в зеленых волнах.
— У ТЕБЯ ЕСТЬ ПЯТЬ МИНУТ, ДЕККЕР!
— Тебе стоит выйти, — настоятельно произнес Тед. — Тебе предоставляют
шанс.
— Что ты о себе думаешь? — набросилась на него Сильвия. —
Считаешь себя героем? Да? Дерьмо, вот ты кто, Тед Джонс. И я скажу им…
— Ну зачем ты говоришь мне…
— …И они подавят тебя, Чарли…
— ДЕККЕР!
— Стоит выйти, Чарли.
— …отстань, не трогай его…
— ДЕККЕР!
— …и эти проклятые ужины, и эти проклятые…
— …если ты только позволишь ему ДЕККЕР! подавят тебя ты один
ну он не может Чарли ты не должен НЕ ВЫНУЖДАЙТЕ НАС ОТКРЫВАТЬ ОГОНЬ ты готов
Тед если бы ты знал да заткнитесь все ради бога для твоего же блага ВЫХОДИ!..
Я направил пистолет на окна и, крепко сжимая его обеими
руками, четыре раза нажал на курок. Звуки выстрелов гулко раскатились по
комнате, как бильярдные шары. Стекла разлетелись вдребезги. Военные исчезли из поля
зрения. Зрители поспешно разбегались во всех направлениях. Осколки стекла
блестели на зеленой траве внизу ярче, наверное, чем бриллианты в магазине
мистера Франкла.
Ответного огня не последовало. Они блефовали. А на что они
были еще способны?
Однако Тед Джонс не блефовал. Он был на полпути ко мне,
когда я направил на него ствол пистолета. Он застыл, уверенный в том, что я
сейчас выстрелю. Он смотрел в пустоту мимо меня.
— Сядь, — сказал я ему.
Тед не двигался. Он выглядел парализованным.
— Сядь на место, — повторил я.
Он начал дрожать. Кажется, дрожь началась в ногах и затем
поднималась вверх, захватив руки, подбородок, губы… Его правая щека начала
дергаться. Лишь взгляд оставался застывшим. Ну что ж, я предоставил ему
возможность испытать что-то новое. «Насколько измельчала нынешняя молодежь!
Некоторые еще пытаются начать революцию, взрывая сортиры в государственных
учреждениях, но никто уже не кидает бутылки с зажигательной смесью в Пентагон».
Так говорил мой папочка, и здесь я с ним полностью согласен. Тед смотрел в
пустоту.
— Сядь, — в очередной раз повторил я. Тед наконец смог
выполнить мое пожелание. Никто из присутствующих не издал ни звука. Некоторые
зажимали уши ладонями, чтобы не слышать выстрелов, и теперь осторожно опускали
руки, прислушиваясь к наступившей тишине. Мой желудок не бунтовал. Я снова был
в норме.
Человек с громкоговорителем снова закричал, но теперь он
обращался не ко мне. Он призывал зевак покинуть опасную зону, что они и
сделали. Многие из них побежали прочь пригнувшись, как Ричард Видмарк во время
мировой войны.
Легкий ветерок проник в комнату сквозь разбитые окна. Он
сбросил со стола Джексона бумаги и закружил их по полу. Джексон встал и поднял
их.
— Скажи еще что-нибудь, Чарли, — произнесла Сандра Кросс.
Я улыбнулся. Мне хотелось напеть одну старинную народную
песенку, там было что-то о прекрасных голубых глазах, но слов я не помнил, да и
голос у меня для пения не самый подходящий. Я просто смотрев на нее и улыбался.
Сандра слегка покраснела, смутившись, но не отвела взгляд. Я подумал, что
когда-нибудь она выйдет замуж за какого-нибудь кретина с пятью костюмами в
шкафу и превосходной туалетной бумагой в сортире. Эта мысль наполнила меня
ощущением безысходности. К сожалению, все девушки когда-нибудь перестают бегать
на танцы, резвиться на лужайках и целовать мальчиков в кустах. И становятся
солиднее. Вчерашняя кукла Барби превращается в почтенную мать семейства. Никуда
не денешься, с грустью думал я, постигнет и Сандру эта участь. А потом меня
неожиданно заинтересовал вопрос: какие трусы на ней сегодня? А вдруг белые?
Было десять часов пятнадцать минут.
Я начал рассказывать.
Глава 22
Когда мне было двенадцать лет, мама купила мне вельветовый
костюм. К этому времени отец уже оставил все попытки заниматься моим
воспитанием, и я полностью поступил в распоряжение мамочки. Купленный ею костюм
я с большой неохотой одевал в церковь по воскресеньям и на еженедельные чтения
Библии по четвергам, дополняя свой вид одним из трех галстуков-бабочек. Ну кто
же мог предположить, что мама заставит меня одеть костюм на день рождения
Кэрол! Я перепробовал все. Я убеждал ее, приводил все мыслимые доводы, заявлял,
что вовсе никуда не пойду. Даже прибегнул ко лжи: сказал, что вечеринка
отменяется, потому что Кэрол заболела ветрянкой. Но один звонок родителям Кэрол
расставил все на свои места. Ничто не помогало. Мама предоставляла мне
достаточно свободы и не слишком вмешивалась в мою жизнь, но уж если
какая-нибудь идея приходила ей в голову, возражать было бесполезно. Оставалось
смириться. До сих пор вспоминаю один эпизод, очень ярко характеризующий ее
упорство. Однажды на рождество брат отца подарил ей мозаику. Мамочка иногда
занималась составлением мозаичных картинок, ее это развлекало, а отец и дядя
Том находили это занятие самой идиотской на свете тратой времени. Поэтому, я
думаю, дядя не случайно прислал в подарок мозаику из пятисот кусочков, которую
в принципе невозможно было собрать. Папа хохотал весь вечер: «Посмотрим, мать,
как это у тебя получится». Он всегда называл ее «мать», когда стремился
как-нибудь подколоть, и это никогда не переставало раздражать ее. Мама тут же
ушла в свою спальню (к этому времени спальни у них были раздельные), два дня мы
ее не видели и вынуждены были ужинать чем попало, а на третий нам представилась
возможность лицезреть полностью собранную картину. Мамочка сфотографировала
свою работу и послала снимок дяде Тому в Висконсин. Затем разобрала мозаику и
забросила ее на чердак, где она валяется и по сей день. Вообще-то моя мама
очень мягкий человек, она хорошо образована и не лишена чувства юмора. Но лучше
не пытаться встать на ее пути, когда она уже приняла решение.
А сейчас я вынужден был ей противоречить. В четвертый раз за
сегодняшний день я принялся перечислять все доводы против этого кошмарного
костюма, который уже был на меня надет. Галстук-бабочка раздражал меня до
невозможности. Он был похож на розового паука, вцепившегося мне в шею. Пиджак
жал под мышками. В довершение всего мне пришлось одеть выходные туфли с
квадратными носками. Отца не было дома, он вышел в город посидеть с друзьями,
пропустить по рюмочке чего-нибудь крепкого. Но я догадываюсь, что он сказал бы
о моем виде в тот момент. Я чувствовал себя полным идиотом.
