Почему-то мне показалось, что сейчас она добавит:
«Гладенький, как собачье дерьмо!», и я вздрогнул.
Не буду утомлять вас подробным пересказом того, что
творилось на протяжении следующих трех часов. Это и так можно себе хорошо
представить. Периодически рядом со мной раздавался гаденький голос Дикки: «Ах,
как ты прелестно выглядишь!», а еще пара ребят поинтересовалась, кто,
собственно, умер.
Единственный человек, не оставивший меня в этой ситуации,
был Джо. Но и его присутствие слегка раздражало меня. Я слышал, как он
советовал народу оставить меня в покое, и это было неприятно. Я находился в
положении деревенского дурачка.
И только Кэрол, одна из всех, вовсе не уделила мне внимания.
Просто не заметила. Я не знал, что буду делать, если она подойдет и пригласит
меня на танец, и сильно переживал по этому поводу. А когда она не подошла, это
затронуло меня еще сильнее. Нет, я вовсе не хотел сейчас танцевать, но такое
пренебрежение ранило самолюбие.
Я стоял, всеми покинутый, когда играла пластинка Битлз. И
когда Бобби Шерман пел в своей великолепной раскованной манере. Вечеринка была
в самом разгаре, а я был лишним на этом празднике. Чем-то вроде мебели. Мне
казалось, что это будет продолжаться вечно. За окном будут идти дни и годы,
постареют и умрут родители, обратятся в руины дома, а я так и буду стоять здесь
у стенки, как идиот. И когда остановится время, и архангел Гавриил пролетит над
нами со своей трубой, здесь все так и будет, как сейчас: я с кислой миной в
стороне, танцующие и смеющиеся одноклассники, громкая музыка и большой торт с
надписью из мороженого «С днем рожденья, Кэрол!» на столе. Кто-то предложил
сыграть в «бутылочку». Миссис Гренджер издавала похабное кудахтанье,
обозначавшее у нее, видимо, смех: «Ах, нет, дети! Нет!»
Кэрол предложила выйти во двор и поиграть там. Все высыпали
наружу. На секунду я оказался рядом с Кэрол, но она даже не посмотрела в мою
сторону. Я медленно вышел на крыльцо. Слышались звонкие голоса и смех, иногда
кто-нибудь из ребят пробегал мимо. Рядом со мной на крыльце стоял Джо и
наблюдал за происходящим, облокотившись о перила.
— Зря она так, — задумчиво произнес он.
— Она просто очень занята. Много гостей, всем надо уделить
внимание…
— Черт.
Некоторое время мы постояли молча. Кто-то позвал Джо, но тот
не откликнулся.
— А посоветуй своей мамочке завести котенка и его опекать, —
предложил Джо.
— В таком случае, лучше сразу двух, — ответил я.
— Иди к нам, Джо!
Теперь это была Кэрол. Она успела переодеться в довольно
простые брюки, но и в них она смотрелась восхитительно. Джо взглянул на меня. Я
понимал, что он чувствует ответственность за меня и не хочет оставлять меня
одного. И это мне не нравилось. Я догадывался, что такие отношения ни к чему
хорошему не приводят, и рано или поздно опекающий начинает тяготиться твоим
обществом и ненавидеть тебя, себе в этом не признаваясь. В двенадцать лет я еще
не очень ясно осознавал все эти вещи, но многое интуитивно чувствовал.
— Иди, раз зовут, — сказал я ему.
— А ты?
— Я собрался домой.
— А ты уверен, что не хочешь остаться?
— Да. Ну, пока!
Я пошел через лужайку к калитке, все же несколько задетый
тем, что Джо не предложил пойти домой вместе. Тут меня заметил Дикки.
— Ах, ты покидаешь нас, прелестный мальчик?
Я, конечно, должен был бы ответить что-нибудь нейтральное и
идти своей дорогой. Неожиданно для себя я довольно резко посоветовал ему
заткнуться. Дикки тут же подскочил ко мне, будто только этого и ожидал.
Отвратительная квадратная усмешка расползлась по его тупой
физиономии, и он произнес:
— Что ты сказал, прелестный мальчик?
Все это, весь сегодняшний день, вельветовый костюм, танцы,
идиотские шутки, все так осточертело мне, что я уже не мог сдерживаться. Я
сорвался с тормозов. — Повторяю для недоумков, я попросил заткнуться. Дай мне
пройти.
Ребята, находившиеся неподалеку, молча наблюдали эту сцену.
Миссис Гренджер в доме пела романс тонким фальшивым голосом.
— Может, ты попробуешь сам меня заткнуть?
Дикки почесал грязный затылок, глядя на меня насмешливо.
Я толкнул его. Какая-то сила вынудила меня начать драку. В
меня словно бес вселился, и остановиться было невозможно. Я уже не управлял
своим поведением. Дикки сделал резкий выпад и ударил меня в плечо. Рука моя
оказалась на мгновение парализована, боль пронзила ее от плеча до кончиков
пальцев. Я никогда не владел приемами бокса, поэтому попробовал сделать захват
и швырнуть противника на траву. Он вцепился мне в шею и притянул к себе, будто
собирался меня поцеловать. У него сильно воняло изо рта. Мы повалились на
землю, и Дикки принялся молотить меня по спине другой рукой, но это не возымело
эффекта. Он был сильнее, но я был обозлен до предела. Я ощущал себя, как
минимум, карающим ангелом. И с таким увлечением предался своему занятию, словно
избиение Дикки Кейбла и было моей миссией на земле. Кроме того, я был сверху и собирался
там и оставаться.
Но внезапно он выскользнул из-под меня — не пойму, как это у
него получилось — и тут же оказался в более выгодной позиции. Я пробовал
освободиться, но усилия мои ни к чему не привели. Своими огромными ручищами
Дикки пригибал мою голову к земле, а сам навалился сверху. Я подумал:
интересно, где сейчас Кэрол? Наблюдает ли она эту безобразную сцену? Дикки
увлеченно стучал меня головой о землю. Я чувствовал, как трещит по швам
вельветовый пиджак, как одна за другой отлетают от него все пуговицы… Дикки
смеялся. Из глаз моих сыпались искры, голова гудела, трава набилась в рот.
Теперь я походил на газонокосилку.
— Эй, прелестный мальчик, как ты теперь себя чувствуешь?
У меня выступили слезы на глазах.
— Ты похож на денди! — весело сообщил Дикки, сопровождая это
заявление новым ударом.
— Ты великолепен! — продолжал Дикки. Внезапно я почувствовал
свободу. Моего противника оттащил Джо.
— Достаточно, кретин, ты не видишь, что пора прекратить? —
кричал он на Дикки.
Я медленно поднялся. В волосах у меня была земля и травинки,
но никаких видимых повреждений на голове не было. Ничего, оправдывающего слезы,
которые продолжали катиться градом по щекам. Я не мог остановиться. Все
смотрели на меня в эту минуту, и было заметно, что меньше всего им хочется
сейчас на меня смотреть. В воздухе висело неловкое молчание. Вид почти у всех
был смущенный, многие оглядывались по сторонам: не видел ли происходящее
кто-нибудь из взрослых, не пора ли смываться отсюда.