— Садитесь, Чарли.
Я сел и сложил руки так, как это умею делать только я. Эту
привычку я унаследовал от отца. В окно позади мистера Денвера я мог видеть
лужайку, но не дорогу к зданию.
— Трудновато увидеть дорогу отсюда, не правда ли? — хрюкнул
он.
Мистер Денвер хрюкал неподражаемо. Если бы существовал
Конкурс на Лучшего Хрюкальщика, я бы поставил на него все свои деньги. Я
откинул волосы с глаз.
На столе мистера Денвера, загроможденном всевозможными
предметами еще более, чем стол мисс Марбл, лежала фотография его семьи. Семья
выглядела хорошо упитанной и ладно скроенной. Жена толстовата, но дети
миловидны как пуговички и ни капельки не похожи на Джона Каррадина. Две
маленькие девочки, обе — блондинки.
— Дон Грейс закончил свой доклад, он находится у меня с
прошлого четверга. Я тщательно ознакомился с его выводами и рекомендациями.
Дело очень серьезное. Я имею в виду случай с Джоном Карлсоном.
— Как он? — спросил я.
— Неплохо. Я думаю, что он вернется через месяц.
— Это радует.
— Да? — моргнув глазами как ящерица, спросил он.
— Я не убил его. Это радует.
— Да, — мистер Денвер смотрел на меня пристально. — Вы
сожалеете об этом?
— Нет.
Он наклонился вперед, пододвинул свой стул к письменному
столу, покачал головой и начал:
— Я пребываю в замешательстве, когда я вынужден
разговаривать таким образом как с Вами, Чарли. Я озадачен и опечален. Я работаю
в школе с 1947 года, и до сих пор не могу понять многих вещей. В 1959 году у
нас был странный мальчик, который избил школьницу из младшего класса
бейсбольной битой. Недавно нам пришлось отправить его в Южный Портлендский
Исправительный Институт. И все из-за того, что она не захотела пойти с ним
погулять. Это единственное, что он смог сказать в свое оправдание. Затем он
громко рассмеялся.
Мистер Денвер покачал головой.
— Не пытайтесь.
— Что?
— Не пытайтесь понять того парня. Не стоит тратить на это
время.
— Но почему, Чарли? Почему ты сделал это? Боже мой, мистер
Карлсон находился на операционном столе почти четыре часа.
— «Почему?» — вопрос мистера Грейса. Он — школьный сыщик. А
Вы спрашиваете об этом, просто чтобы украсить свою проповедь. Я не собираюсь
отвечать на Ваши вопросы. Мистер Карлсон мог умереть или выжить. Он жив. Я рад
этому факту. Вы делаете то, что должны делать. То, что Вы намерены делать. Но
не пытайтесь понять меня.
— Чарли, понимание — часть моей работы.
— А на мне не лежит обязанность Вам в этом помогать, —
отпарировал я. — Но я помогу, если Вы намерены общаться в открытую, о'кей?
— О'кей.
Я положил руки на колени. Они дрожали.
— Меня тошнит от Вас, мистера Грейса и вам подобных. Вы
привыкли держать меня в страхе и все еще продолжаете меня запугивать. Это
утомляет, и я не намерен мириться с таким положением вещей. Плевать я хотел на
Ваше мнение. Вы не имеете на меня никаких прав. Поэтому отойдите в сторону. Я
предупреждаю: отступитесь. Не вмешивайтесь.
Мой голос повысился до звенящего крика.
Мистер Денвер вздохнул.
— Это Вы так думаете, Чарли. Но законы штата говорят о
другом. После ознакомления с отчетом мистера Грейса мне стало ясно, что Вы не
понимаете своих поступков и последствий того, что Вы натворили. Вы
неуправляемы, Чарли.
Вы неуправляемы, Чарли.
У ирокезов есть обычай — разрезать женщинам носы… Чтобы
каждый в племени мог видеть, какая часть тела ввергает его в беду.
Эти слова отдавались эхом в моей голове, как камни,
брошенные в колодец. Слова-акулы, слова-челюсти, намеревающиеся меня сожрать.
Слова с зубами и глазами.
Так все и началось. Я знал это, поскольку нечто подобное
случилось со мной во время разборки с мистером Карлсоном. Мои руки перестали
дрожать. Боль в желудке утихла. Внутри все будто заледенело. Я чувствовал себя
независимым не только от мистера Денвера и его бритой шеи, но и от самого себя.
Мое тело было почти невесомым.
Мистер Денвер что-то говорил о подходящем адвокате и
психиатрической помощи, но я прервал его.
— Идите к черту!
Он запнулся и уставился на меня, оторвав взгляд от бумаг.
Наверняка это было что-то из моего личного дела. Великое Американское Досье.
— Что? — спросил он.
— К черту! Не судите, да не судимы будете. А как насчет
ненормальных в Вашей семье?
— Мы обсудим это, Чарли, — сказал он, чеканя каждое слово. —
Я никогда не участвовал…
— …в аморальных сексуальных оргиях, — закончил я вместо
него. — Ну, здесь больше никого нет. Только Вы и я, о'кей? Помастурбируем
немного. Дайте-ка Вашу руку, продавец индульгенций. Ну, а если зайдет мистер
Грейс, то это даже к лучшему. Устроим групповуху.
— Что…
— Каждому когда-нибудь приходится с кем-либо заниматься
взаимной мастурбацией, не правда ли? Кто Вам дал право судить меня, решать, что
для меня правильно, а что нет? Это позиция дьявола. Дьявол заставил меня посту
пить таким образом, и я очень сожа-аа-лею. Почему Вы допустили это? Вы торгуете
моим телом. Я — лучшее, что Вы имели с 1959 года.
Мистер Денвер уставился на меня с открытым ртом. С одной
стороны, ему хотелось потакать мне. С другой — он уже давно работал в школе
(как он только что сообщил мне), а Правило Номер Один для Педагогов гласит: «Не
Разрешайте Школьникам Дерзить Вам».
— Чарли…
— Заткнитесь. Мне надоело, что все меня имеют. Ради Бога, мистер
Денвер, будьте мужчиной. А если не можете быть мужчиной, наденьте штаны и
будьте директором колледжа.
— Заткнись! — хрюкнул он. Его лицо покраснело от злобы. —
Молодой человек, Вы — порядочный засранец, которому повезло, что он живет в
прогрессивном штате и ходит в прогрессивную школу. Ваше место в исправительной
колонии для несовершеннолетних. Там Вы будете толкать свои речи, отбывая срок.
Это единственное подходящее для Вас место. Вы…
— Спасибо, — сказал я.
Директор уставился на меня, его сердитые глазки буравили мое
лицо.
— Вы ведете себя со мной как с человеком, хотя я и не даю
для этого никаких оснований. Это действительно прогресс, — отметил я.
