Все не прошло даром. Во второе воскресенье Великого поста киевляне провожали войско в поход. Снег еще не сошел, потому пехоту везли на санях (к чему людей утруждать да морозить, если можно подвезти?). Доспехи пока тоже везли на санях и возах.
Большой деревянный крест вынесли к городским воротам, и епископ с игуменом благословляли проходившее мимо воинство, которое возглавили Великий князь Святополк Изяславич и князья Владимир Мономах и Давыд Святославич со своими сыновьями. Душой похода, конечно, был Мономах, потому на него и оглядывались, хотя впереди – Великий князь.
Всеобщий настрой был совсем не таким, как тогда, когда ходили друг против дружки. На сей раз все чувствовалось, что почти вся Русь встала против Степи вместе, забыты вражда меж князьями, забыты обиды и раздоры. Это чувство единства, а еще – своей причастности к чему-то очень большому, какому-то общему делу очень поднимало боевой дух. Оглядываясь на воинство, князь Владимир Мономах чувствовал, как горло перехватывает от волнения, а на глаза невольно наворачиваются слезы. Было отчего, давненько Русь не вставала вот так вместе.
К Ворскле подошли в среду на Крестопоклонной неделе, чем сразу же и воспользовались, установив Честной Крест повыше на пригорке на виду у всех. Конечно, все равно всем не было видно и слышно, но передние передавали задним:
– Князья к Кресту подошли…
– Молебен служат…
– Крест целуют…
– У Мономаха на глазах слезы…
После князей к Кресту приложилось и все остальное воинство.
Наконец дошли до первых оседлых становищ половецких ханов. Князья приказали разобрать из обозов броню, вооружиться. Половцев можно ждать в любую минуту, хотя было ясно, что они поспешили уйти на соединение с остальными.
Разведка сообщила, что впереди городок Шарукань.
Непохоже, чтобы Шарукань собиралась обороняться, да и как? Невысокий земляной вал даже не прятал за собой, а просто слегка ограждал убогие глинобитные домишки и юрты. Воинов самого хана в городе явно не было. Мало того, понимая, что против объединенного русского войска не выстоять, жители Шарукани вышли навстречу, поднося князьям на большом серебряном блюде рыбу и вино, что означало сдачу города на милость победителя.
– Ишь, как испугались, когда мы под их стенами встали! Вырезать их всех до единого, чтоб остальные запомнили! – радовался Давыд Святославич.
Все обернулись на Мономаха, точно он главный. Князь смотрел на старика-половца, протягивающего дрожащими руками дары, и понимал, что убить вот этих безоружных и беззащитных людей не сможет и отдать приказ, чтобы убили, тоже не сможет.
– Повинную голову меч не сечет. Пусть знают, что мы со стариками и детьми не воюем, и с мирными людьми тоже.
– Да ты что, князь?! Они же в спину ударят!
– Эти? Не ударят.
– Эти, может, и нет, но откуда ты знаешь, сколько и какого войска у них по балкам да лескам припрятано?
– А мы позади не только обоз оставим, но и сильные полки, чтобы смогли продержаться, пока мы развернемся. Войско может быть припрятано в любой балке, все же по чужой земле идем. Но им, – Мономах кивнул на стоявших шаруканцев, – сказать, что если на нас нападут сзади, то мы вернемся и город уничтожим.
Старик, услышав слова толмача, замотал головой:
– Пусть князь не боится, здесь нет войска. Шарукан увел своих воинов в Степь. Далеко увел.
Город не тронули, а шаруканцы дали хороший выкуп. Воинам понравилось, вот бы все города так! Разумные качали головами: города-то, может, и так, только вот ханы не согласны и войско небось собралось уже немалое.
Следующий город по пути, Сугров, таким покладистым не был. Ворота заперли, ругались на русских, всячески их понося. Пришлось делать вежи (огромные щиты) и, прикрываясь ими, засыпать городок горящими стрелами. Когда ворвались в Сугров, он уже вовсю горел. Вот здесь Мономах и возражать не стал, вырезали всех, от мала до велика. Врагов, которые не сдаются, убивают, даже если это старики и дети.
Еще через день встретились с передовыми полками половцев. Когда разведка донесла, что половецкая конница близко, смех пропал, предстояла битва не на жизнь, а на смерть. Князья собрались вместе, снова отслужили молебен, обнялись, поклявшись стоять крепко:
– Помереть нам здесь. Станем крепко.
Стоять не пришлось, верные своей тактике половцы налетели, как ветер, но были встречены копьями и завязли. После недолгого ближнего боя, в котором степняки не сильны, их отбросили и погнали обратно. Видно, на это и было рассчитано, чтобы заманить преследовавших русских в ловушку, но на сей раз русские не поддались, были нещадно биты на месте, но преследования не произошло.
В Благовещенье праздновали первую победу русские полки прямо на месте битвы. Дух подняла она так, как никакими громкими речами не поднять. Наконец русские поверили, что могут бить половцев, если, конечно, будут стоять вместе и биться разумно.
Но долго праздновать не пришлось. Уже к вечеру перед Вербным воскресеньем разведчики снова сообщили об огромном числе половцев, которые недалеко подле Дона. Пришлось, несмотря на усталость от долгого перехода и битвы, двигаться вперед.
В Страстной понедельник у реки Сальницы увидели темную лаву, грозившую захлестнуть все поле. Насколько мог видеть глаз, кружили половецкие всадники, норовя охватить со всех сторон и уничтожить. Стало понятно, что немногие вернутся домой на Русь, но решения биться до конца это не изменило. Единственным выходом было навязать половцам ближний бой, в котором русские дружины куда сильней.
Владимир Мономах подозвал сыновей:
– Нельзя позволить половцам бить нас стрелами издали. Они отменные лучники, уничтожат еще до боя.
– А что мы можем, если они кружат, не приближаясь? Вот-вот начнут стрелять…
– Надо наступать самим.
Мономаху удалось собрать свои полки в единый кулак и пойти на прорыв. Сначала все получалось, половцев заметно потеснили. И тут разразилась страшная гроза. Гроза в степи всегда страшно, а когда еще помимо молний сверкают клинки, ржут лошади и кричат в пылу схватки люди, страшно вдвойне. Но ни половецких воинов, ни русских это не испугало. И все же Мономаху удалось развернуть свою дружину так, чтобы ветер с дождем били в лицо половцев. Но их было так много… Казалось, вместо одного порубленного тут же появляются двое…
Почуяв, что Мономаха не взять, половцы бросили основные силы против киевлян, и дружина Святополка стала пятиться, не выдерживая бешеного напора врага. Увидев это, Мономах подозвал сына:
– Ярополк, на тебя оставляю наши полки! Не отступать, половцы долго не выдержат.
– А ты?
– Я к киевлянам.
Появление Мономахова стяга в самой гуще киевской дружины заметно подняло ее боевой дух, Владимира Мономаха уважали все. Бой разгорелся с новой силой, теперь киевляне тоже не собирались отступать, зато начали это делать половцы. Расчет князя был верен – отменные всадники умели побеждать наскоком, но плохо бились в ближнем бою, тем более если тот продолжался долго. Ливень и то, что в рукопашной перемешались все, не позволяло половцам использовать луки, зато давало преимущество вооруженным секирами и боевыми топорами русским.
