Взял чарку, осушил, поставил обратно, крякнув: крепкая настойка у боярина! И вдруг спросил неожиданно даже для самого себя:
– Как ты живешь-то, Феофано?
Та вскинула на брата большие материнские глаза и неуверенно прошептала:
– Хорошо живу…
Ярослав знал, что Остромир не обижает супругу, но одного терпения, чтобы быть счастливой, мало. Вдруг подумалось: а есть ли у них дети? Но размышлять некогда, сзади уже заглядывал через плечо ключник, интересуясь, отобедает ли князь?
Тот отмахнулся:
– Сказано же: не суетись! Обедать не стану, а вот с боярином поговорить хочу. Проведи. – Это уже к сестре, чтоб перестала трястись. Та легко улыбнулась, кивнула, показывая на лестницу, ведущую наверх во внутренние покои:
– Там он.
– Чем недужен-то?
– В ледяной воде искупался, вчерась горел весь, а ныне полегчало. Он тебя, князь, только сегодня вспоминал.
Остромир попытался подняться навстречу с ложа, но Ярослав показал, чтоб лежал. Присел рядом, спросил, не надо ли чего, пожалел о болезни. Феофано, видно, понимая, что хотят поговорить наедине, поспешно направилась к двери. Ее догнала просьба Ярослава:
– Скажи этому… чтобы у двери не подслушивал. Не ровен час зашибу, открыв.
Сестра фыркнула, стараясь сдержать смех, а боярин рассмеялся от души:
– Эк ты его! А ведь и впрямь любитель чужие разговоры подслушивать! Зато хозяин хороший, распоряжается с толком.
– Ты уверен? Похоже, распоряжается только в свой кошель, а слуги по двору без толку мотаются.
– Ярослав, ты когда это научился за слугами приглядывать? Не помню я за тобой такого грешка.
– Князем побудешь, и не тому научишься.
– Да княжье ли дело хозяйством заниматься?
– Я раньше тоже думал, что княжье только дружину в поход водить да дань собирать, а оказалось, что и все остальное тоже. Коли сам не знаешь, как с холопами сладить да хозяйство вести, так любой ключник тебя по сотне раз на дню обманет. А будет понимать, что и ты не простак, обманывать охоты не появится.
– Вот потому мой меня и не обманывает! Один раз попробовал на своей спине мой посох да посидел в холодной, с тех пор служит как верный пес. Только любопытен слишком.
– А доносит кому?
– Пока никому, видно, еще не нашел такого. Может, вон тебе станет.
– Удавлю в тот же день! Ты уж не обижайся, что про твоего ключника так, но доносчиков не люблю.
Посмеялись, немного повспоминали минувшее, порадовались за то, что разлад за Киев кончился… Наконец Ярослав стал совсем серьезен:
– А теперь расскажи-ка мне, что у вас здесь творилось, пока меня не было. Не верю, чтобы Новгород можно было вот так, без боя взять и пограбить. Где Коснятин был?
– А ты его самого не спрашивал?
– Нет, хочу сначала от других услышать.
– И что тебе другие сказали?
– А ты первый…
– Хм, мне бояться нечего, я под Коснятиным сроду не стоял и детей с ним крестить не собираюсь, потому слушай, князь, внимательно слушай. Ключника от двери ты правильно прогнал и ко мне пришел тоже правильно. Можешь верить или не верить, только обещай, что не начнешь сразу мечом махать и головы сносить, как это в давние времена сделал.
Ярослав чуть помолчал, потом усмехнулся:
– Сам сказал, что это в давние времена было. Многое изменилось, да и я сам тоже, ныне, прежде чем слово сказать, порой полдня думаю.
– Вижу, потому разговор с тобой и веду. Если бы передо мной был прежний Ярослав, и слова бы не сказал, боясь твоего неуемного и ненужного гнева, а ныне слышал, ты даже с Брячиславом договориться смог? Как себя-то пересилил?
– Не пересиливал, после Альты вдруг понял, что братья погибли, не желая биться за власть, стал по-другому и к чужой смерти относиться тоже. У полоцкого князя кровь Рюриковичей, тоже права на Киев имеет…
– Ой, оттого ли? Я же тебя знаю, схитрил ведь!
Остромир зашелся сначала смехом, потом кашлем. Дав другу напиться, князь усмехнулся:
– И все-то ты про меня понимаешь! Ну, схитрил немного. Брячислав теперь за Киев отвечает, как и я. Свои Витебск и Усвят обратно получил, значит, повода на меня нападать нет. Зато его дружина, если мне нужна, встать обязана. И Новгороду так спокойней, это дорого стоит.
Остромир не столько слушал самого князя, сколько смотрел на него. Ярослав сильно изменился, словно повзрослел за то время, что воевал со Святополком и правил Киевом. Хороший князь будет, умный, осторожный, хитрый… Такой для людей лучше всего. Не всегда хорош тот, что воевать любит и в походы ходить, и трус негож, а вот у заботливого правителя и люди хорошо живут.
– Ярослав, обещай обдумать то, что я тебе скажу.
– Обещаю.
– Коснятину Новгород дорог не меньше, чем тебе, если не больше. Он здесь родился и жизнь прожил, все его помыслы с городом связаны. Все, что он делает, не столько для себя, сколько для Новгорода. Только делает это боярин так, как понимает и как считает лучше. Лучше для Новгорода и не всегда для тебя. Понял?
– Ты это к чему речь ведешь?
– Ты обещал не яриться сразу. Вспомни себя, когда против князя Владимира выступал. О чем речь вел? Мол, Новгород способен и без Киева обойтись, сам прожить может. Может?
– От тех слов не отказываюсь. Разве я Новгород обижал?
– Нет, да только новгородцам под Киевом жить никогда не хотелось.
– К чему ведешь-то?
– Как мыслишь поступить?
Остромир задал вопрос, который не давал покоя и самому князю. Будь жив Илья, сомнений бы не было: сильный или слабый, но его сын сидел бы в городе, как сидел много лет Вышеслав, а сам князь приезжал бы наводить порядок, как это делал его собственный отец, князь Владимир. Но Ильи нет, а самый старший сын Ингигерд слишком мал, даже за посадником не усидит.
Остромир покачал головой:
– Вот в том меж тобой и Коснятиным разница. Ты мыслишь, как сына посадить, а значит, снова Новгород под Киев поставить. А он хочет, чтоб отдельное княжество было, как вон Полоцк. Ты же признал его равным себе? Или Тмутаракань. Правит Мстислав без твоего догляда.
Отделить Новгород от Киева настолько, чтоб и вовсе не подчинялся?! Развалить Русь?! Совсем недавно он сам хотел того же, но теперь все изменилось. Ярослав прикрыл глаза, чуть посидел, потом выдавил из себя:
– Нет! Русь делить не дам.
– Где ты жить станешь? Здесь или в Киеве?
Ярослав и сам не знал. Оставшись в Новгороде не только на зиму, пока в Киеве Брячислав, он рискует совсем потерять Киев. Потом вдруг пришло прозрение:
– Это Коснятин воду мутит? Как может Новгород вовсе отделиться? Кто может встать вместо меня или моего сына в Новгороде, не боярин же! Я Рюрикович, и моя власть по отчине и дедине в городе!
