Но дружинник мог уйти и не возвращаться домой, а князь? Он не может вот так исчезнуть, оставив жене даже огромные деньги, за ним люди, за ним Русь.
Сердце заныло так, что едва не застонал. Он князь, а Ингигерд княгиня, и сколь бы ни было мучительно, он будет с ней рядом, пока не вырастут сыновья и дочери, пока не соберет Русь снова воедино. Как такое вынести, как жить, зная, что мысли любимой принадлежат другому, Ярослав не ведал, но теперь он знал точно – навязывать свою любовь Ингигерд он не станет. Дружинник прав – насильно мил не будешь.
От такого решения почему-то стало очень спокойно на душе. Горько и больно, но спокойно, словно прорвал давно мучивший нарыв. Если вдуматься, то так оно и было: много лет он прятал сам от себя понимание, что не люб Ингигерд, старался увидеть в каждом ее благосклонном взгляде любовь и даже находил ведь! Теперь понимал, что обманывался, что эта любовь была простой благодарностью или даже жалостью…
От мысли о жалости снова стало плохо, заскрипел зубами. Брала досада на свою беспомощность. Легко обмануть того, кто хочет быть обманутым. Он хотел и бывал. Нет, Ингигерд верная жена, а уж что у нее в мыслях…
И все равно после этих размышлений ему стало спокойней, метания многих лет отступили. Видно, его судьба такая – не быть любимым никем.
Нет, неправда, его очень любила мать, но судьба рано развела их далеко друг от друга. Его любила сестра Предслава, а он, получается, бросил ее. Его любила Анна, но и жену он тоже предал! Обманывал себя, что это ответ на ее предательство, а нужно было сначала разузнать все хорошенько.
Но если бы не тогдашняя горькая обида на Анну, на сплошные неудачи, то не встретил бы Ингигерд… Мелькнула мысль, что вот так судьба его наказала за предательство любившей жены, мается, а что делать не знает.
Нет, теперь Ярослав знал, что делать.
Постепенно мысли вернулись к сиюминутным делам. Размечтался: вернуться… сначала надо дело сделать, ради которого людей в поход повел. За разбой Брячислава следовало крепко наказать! Ярослав вспомнил, что до сих пор воинское счастье ему совсем не улыбалось, но почему-то сейчас казалось, что все получится. Словно тяжелый груз нерешенных проблем висел за плечами, не давая выпрямиться, а теперь сброшен, и можно двигаться дальше.
Это новое ощущение породило нового Ярослава. Утром дружина увидела совсем другого князя, он не был ни замучен, ни неуверен, наоборот. Решительность князя передалась дружине, двигались стремительно, не зная удержу, бились так же.
Олав не послушал увещеваний Ярослава и еще до окончания зимы все же отправился домой. По пути в Швеции ему удалось собрать неплохое ополчение, присоединив и всех, кто, подобно ему самому, бежал от датчан из родной Норвегии. Но то, о чем предупреждал Ярослав, оказалось верным.
Кнут Могучий не стал ждать, пока в Норвегию вернется изгнанный король, и поставил там конунгом своего сына Свейна. Уставшая от непрерывных войн и передряг, Норвегия слишком хорошо помнила жестокую длань Олава и поверила в спокойствие под рукой датчан, а потому встала против бывшего короля. Наверное, это было трагической ошибкой, но сыграло на руку датчанам.
Норвежское ополчение, выставленное бондами, значительно превосходило силы, по крупицам собранные Олавом. В конце июля при Стикластадире бывший норвежский король потерпел сокрушительное поражение и был убит своим кровным врагом Ториром Собакой и бывшим дружинником Кальвом Арнасоном. Норвегия досталась датчанам, причем силами самих же норвежцев.
О поражении своего друга и соперника за сердце супруги Ярослав узнал не сразу, а вот весть о том, что Олав вопреки его совету все же отправился отвоевывать Норвегию, принесли сразу после победы в Белзе. Все что мог сделать для Олава киевский князь – попробовать отвлечь силы датчан близко у своих земель. И он совершил бросок на земли чуди.
Намерения отвоевывать ранее принадлежавшие Новгороду эти земли у Ярослава не было вовсе, но необходимость хоть какой-то поддержки норвежца вынудила его сделать это. Поход был успешным, он легко разбил племенное ополчение чуди, навсегда поставив чудские земли под руку Киева.
В глубине чудской территории он поставил город, назвав его в честь своего небесного покровителя – Георгия, или Юрия. Юрьев (ныне Тарту) стал центром сбора чудской дани. По большому счету, эстам было все равно, кому платить дань. Если русы не намеревались обдирать нещадно и гарантировать безопасность, то почему бы не им? Ярослав дань назначил справедливую и защиту тоже обещал.
Но оттянуть силы датчан не получилось, они воевали в Англии, а норвежцы со своим собственным королем справились сами.
Делать в Ингерманландии Ярославу было уже нечего, снова бросаться на юг не стоило, и князь возвращался в Новгород.
Время от времени князь вслушивался в голоса дружинников, пытаясь найти тех, что разговаривали ночью подле его шатра, но голоса казались похожими. И все же он нашел, но не товарища по несчастью, а его приятеля, который должен был сообщить Зорянке про мнимую смерть ее мужа.
Ярослав жестом подозвал к себе дружинника, отвел чуть в сторону:
– А где твой друг?
– Какой? – широко раскрыл глаза тот.
– У которого Зорянка жена.
Было видно, как смутился воин, но глаза Ярослава смотрели строго:
– Не елозь, я слышал!
– Дак… нету его.
– Врешь?
– Не, – помотал головой говоривший, уже поняв, что князь не сердится. – Он ранен сильно, оставили в сельце неподалеку. Баба там хорошая, выходит, небось. А деньги я Зорянке передам, верное слово!
– Как зовут-то друга?
– Карислав.
– А крещен как?
– А крещен Леонтием, – быстро поправился дружинник. Все помнили, что князь нехристей вовсе не жалует, а уж в дружине так просто не терпит.
Ярослав подумал, что крестивший Карислава священник подобрал не то имя, но выговаривать не стал.
– Ладно, иди. А бабе-то что оставил, чтоб за другом ходила?
– Я свое оставил, она его вы́ходит. И Зорянку в обиду не дам. Только зря он так, женка его верная… А что другого любит, так знать судьбина такая…
Ярослав невесело усмехнулся.
В Новгород возвращались победителями…
Князь вернулся в Новгород, только когда встал лед. Ему уже сообщили и о рождении сына, и о гибели неуемного Олава. Пожалев, что норвежец не послушался, Ярослав порадовался, что сыновей прибыло. Огорчило только имя, данное мальчику княгиней, – Хольти. К чему русскому княжичу норвежское имя? Захотела уколоть? Получилось… Обиделся и дал свое – Всеволод, а крестил Андреем. Всеволод – будущий отец князя Владимира Мономаха и любимец отца.
Ингигерд была в церкви, когда к ней подошла Орина и тихонько сообщила о приезде Ярослава. Едва удержавшись, чтобы не отправиться домой тут же, княгиня кивнула и с утроенным вниманием стала слушать службу. Сердце норовило выскочить из груди, произносимые священником слова пролетали мимо, мысли путались. Что Ярослав скажет при встрече, что сказать ему?
