– Да! Пацанов положили на глазах у мирного населения. Кто-то пошел в штаб группировки и накатал на действия бойцов жалобу. Бортнову поступил приказ разобраться и доложить. Ну, а он передал приказ мне. Что вполне логично. Кто из бойцов расстрелял чеченцев, выяснил?
– Рядовой Галкин.
– Галкин, Галкин... – повторил комбат. – А, вспомнил. Рослый такой парень, Антоном зовут. Он хорошо проявил себя и при обороне плацдарма, и во время взятия ДГБ. Входил в одну из штурмовых групп. Галкин без причины, так просто, по людям стрелять не стал бы.
– Да у нас никто не стал бы!
– Молодой с испугу мог. Показали ему учебную гранату, он и всадил очередь... Но Галкин – нет, парень обстрелянный. Ладно. Разберусь на месте. Идем на КНП.
– Я сюда БМД старшего лейтенанта Стрельцова вызвал, чтобы ты отсюда мог сразу проехать к посту Сомова.
Боевая машина десанта стояла недалеко от КП. Рядом – старший лейтенант Стрельцов.
– Ты чего сам приехал? – подошел к нему Голубятников. – Мог сержанта отправить.
– Хотел, как лучше... Да и интересно, что там у Сомова произошло.
Комбат повернулся к начальнику штаба:
– Прибудешь на КНП, объяви командному составу о встрече отряда железнодорожной охраны. Всем постам передай приказ усилить наблюдение; на возможные провокации, не несущие непосредственной угрозы жизни личного состава, не реагировать. В случае возникновения нештатных ситуаций огонь на поражение открывать только после предупредительных выстрелов.
БМД с комбатом дошла до блокпоста девятой роты за десять минут и остановилась с западной стороны здания, недалеко от дороги. Голубятников со Стрельцовым прошли к восточной части поста. Комбат увидел стоявших слева, метрах в тридцати, человек десять чеченцев, мужчин и женщин, и старика. Чуть ближе, примерно в двадцати метрах от поста, у канавы, в разных позах лежали трупы четверых молодых людей. Стоявшие поодаль чеченцы перешептывались друг с другом. О чем – понятно.
К комбату вышел капитан Сомов.
– Что здесь произошло, товарищ капитан?
– Докладываю. Пацаны, которых расстрелял рядовой Галкин, появились здесь еще вчера. Все ходили вокруг да около. Патруль проверял их. Ни документов, ни оружия. Отгонял. Но они появлялись вновь, и именно эти четверо. Верховодил у них вот тот, что в камуфлированной куртке. Но вчера эта четверка к блокпосту не подходила ближе пятидесяти метров. На ночь пацаны куда-то уходили. Сегодня утром появились вновь. С сумками. И сразу прошли к канаве. Оттуда начали что-то кричать. Я понаблюдал за ними через оптику – ребята явно были под наркотой. Вызвал патруль, чтобы вновь отогнали этих идиотов. Но патруль не успел подойти. Пацаны вышли на открытое пространство, и, что главное, в руках у них было оружие. У троих – автоматы «АКС», у четвертого, старшего, – гранатомет «Муха». Часовой, рядовой Галкин, уже тогда должен был стрелять на поражение, но дал предупредительную очередь, что и привлекло внимание местных, копошившихся рядом в развалинах. Пацаны отошли до канавы; один из них, крайний справа, сделал несколько выстрелов по блокпосту, а старший поднял «Муху». Ну, тут Галкин двумя очередями и срезал их.
– Это тебе известно из доклада Галкина?
– Я сам видел, что здесь происходило. И еще как минимум двое бойцов – тоже. Галкин просто вынужден был стрелять на поражение.
– Понятно! А местные видели в руках пацанов оружие?
– Вряд ли. С флангов никого не было, а с тыла, со спины, да еще за деревьями, мало что разглядишь... Но шум они подняли. Да и сейчас стоят, возмущаются.
– Вижу. Кто-нибудь из бойцов поста к убитым подходил?
– Нет!
– Где же оружие пацанов?
– Думаю, в канаве. «Душки» и падали туда.
– Значит, их оружие никто вынести не мог?
– Исключено. После того, как часовой открыл огонь, а к посту вышли чеченцы, я поднял весь личный состав поста по тревоге и приказал занять круговую оборону. С юга подошли два патруля, и с севера один, от разведчиков.
– С Галкина объяснительную. С тебя тоже. Я пойду, поговорю с местными. Вернусь, чтобы бумаги были готовы.
– Понял! Сделаем.
– Наблюдение за зоной ответственности не снимать. В случае чего прикроете...
Святослав в сопровождении старшего лейтенанта Стрельцова и бойца охраны подошел к чеченцам. Те прекратили разговоры. Голубятников представился:
– Я – командир батальона, чьи блокпосты выставлены в частном секторе. По-моему, у вас есть ко мне вопросы?
Вперед вышел старик:
– Да, подполковник, есть! Мы хотим знать, за что ваши солдаты убили мирных мальчишек? За что причинили их родителям и родственникам боль? Почему вы поступили неоправданно жестоко? Или вы решили уничтожать всех нас только потому, что мы чеченцы и хотели жить свободно?
– Вы прекрасно знаете, – спокойно ответил Голубятников, – почему федеральные войска вошли в Чечню. И мы не воюем с мирным населением. Но все это слова. Я хочу знать: вчера кто-нибудь из взрослых проходил по участку, где сейчас лежат трупы?
– Я проходил, – подал голос мужчина.
– Канаву видели?
– Видел.
– В ней что-нибудь, кроме мусора, было?
– Нет.
– Вопрос следующий: кто видел, как часовой с поста расстрелял молодых парней?
– Да все видели, – старик обвел рукой толпу. – Все, кто сейчас стоит здесь.
– И часовой вот так, без причин, взял и открыл огонь по безобидным пацанам? Или до этого он еще стрелял?
– Мы слышали две очереди, а потом увидели, как с поста убили мальчишек.
– И кто выпустил эти две очереди?
– Этого не видели.
– А вам не приходило в голову, уважаемый, что часовой вынужден был открыть огонь по так называемым безобидным пацанам, упреждая обстрел поста с их стороны?
– Но у ребят не было оружия!
– Вы как будто только сегодня оказались в Грозном... Да этого добра тут везде полно! Его можно найти и в развалинах, и в домах, и в подвалах. Любое оружие. Его могли дать вашим парням и те, кто заинтересован в продолжении войны, – я имею в виду боевиков Дудаева, покинувшего город, но оставившего здесь банды верных псов.
– Все это домыслы, – проговорил старик, но уже не так уверенно, как прежде.
– Скажите, после того, как часовой начал стрелять, наши солдаты к трупам подходили? – спросил у старика Голубятников.
Старик обернулся к толпе. Оттуда ответили:
– Нет, не подходили.
– Кто-нибудь еще, из местных, например, подходил?
– Кто же пойдет под пули?
– Значит, если у молодых людей было при себе оружие, то оно и сейчас должно оставаться там, где лежат тела, так?
