– Охренел? Ну, спасибо за совет. Да через два-три дня меня ногами вперед к часовне отнесут. Если не раньше! А на Зинку не обращай внимания. Кто она есть, чтобы на тебя пасть открывать? Да и уважает тебя баба. Мне постоянно говорит: смотри, мол, сосед – человек человеком, а кто ты? Чмо болотное, вот кто! Ты понял? Ты ж, Вова, для баб местных – авторитет, это я тебе без всякого подхалимажа говорю. Да и как иначе? Цельный полковник, фронтовик, орденоносец. Живешь один, а в усадьбе порядок, какого ни у кого нету! Так что Зинка если и наедет, то на меня: скажет, достал хорошего человека.
Неверов махнул рукой:
– Ладно! Черт с тобой! Но возвращаться не буду. Дождись, как приду. Похмелю, что с тобой делать?!
Лопырь изобразил такое страдание, будто ему ампутировали конечности. Причем все сразу и без наркоза.
– Вов?! Это ж два часа?! А сердце на разрыв пашет. Да и блевота подходит. Начнет полоскать – кранты, не покатит пойло. Назад будет гнать. Не томи, Володь!
Владимир достал ключи от дома:
– Делаем так! Ворота открыты, я тебе дам ключи, войдешь в дом. Где столовая, знаешь. Водка в холодильнике. Там же закуска. Возьмешь пузырь, колбасы и консервов на выбор, закроешь дверь, ключи на стойку фонаря повесь. И на пустырь через тыловые ворота. Понял?
Лопырь встал:
– Понял! Как не понять? Ты не беспокойся, я разуюсь, не наслежу, и закуска мне не нужна. А ты гуляй спокойно. Дыши чистым воздухом на здоровье! Вот только…
– Что только?
– А вдруг Зинка увидит, что я к тебе нырнул? Ведь что подумает, чертова баба? Что я до воровства дошел, к соседу полез. И накроет прямо на хате. Оправдываться бесполезно, слушать не станет, но это ерунда. Клал я на ее обвинения, главное – Зинка все дело сорвет.
– Так ты постарайся незаметно, чтобы не попасться.
– Легко сказать!
– А что сложного? Ну, если жена может тебя с этой стороны увидеть, лезь через забор с обратной. Там она тебя точно не засечет!
Физиономия Лопыря расплылась в довольной улыбке.
– Дело говоришь! Как же я сам до этого не додумался? Вот что значит полковник, фронтовик. В момент ситуацию разрулил!
– Было б что разруливать! Ладно, держи ключи, начинай действовать, как только мы с Риком войдем в лес. И запомни, Петрович, это в последний раз. Больше не проси. А если невмоготу будет, то пусть Зинаида приходит. Впрочем, она и сама может тебя вылечить. Понял?
– Понял, Вова, все понял, добрая твоя душа!
Неверов передал соседу ключи и пошел к лесополосе.
Рик вырвался вперед. Владимир вышел на грунтовку, разрезающую лес пополам. Собрался свернуть на тропинку, как из-за поворота показался «УАЗ» участкового. Владимир подумал, что Алексей Крабов может увидеть лазающего по чужой усадьбе Петровича и, как положено, принять меры. Понятно, что раздувать дело старший лейтенант не станет и все разрешится по-мирному, без протоколов и задержания, но похмелка Лопыря сорвется однозначно. Да еще Зинаида всю плешь проест соседу. Поэтому остановился. У ног сел Рик.
Участковый остановил «УАЗ» напротив Неверова. Заглушил двигатель, вышел из салона:
– Здравия желаю, Владимир Дмитриевич!
– Здравствуй, Леша! Что это ты рано в деревню едешь? Случилось что?
– Да нет! Лекарства матери везу. Вчера не смог передать, решил сегодня, до совещания.
– Ясно! Как служба?
– Нормально!
– Не жалеешь, что в милицию пошел? Сейчас это, мягко говоря, не модно!
– А мне плевать, модно – не модно, престижно – не престижно. Главное, при деле. И работа не внапряг. Хоть иногда сутками дома не бываю, да и зарплата не ахти какая. Но кто-то должен смотреть за порядком?
Неверов улыбнулся:
– Ты прав! Кто-то должен служить, иначе государство, каким бы оно ни было, просто перестанет существовать.
– Вот и я так думаю!
– Правильно думаешь!
– У вас-то как дела?
– Да какие у меня, Леша, могут быть дела? Все дела остались в прошлом. А сейчас я доживаю свой век. Отдыхаю, как и предписано пенсионеру.
– Вы свое отслужили! Заслужили право на отдых.
– Да мог бы продолжать службу, но… не судьба!
– Тоскуете по армии?
– Ну, не то чтобы тоскую, вспоминаю часто. И немудрено, лучшие годы прожил на войне. А от нее, Леша, отвыкнуть не просто. Война держит крепко.
– Понимаю!
– Слушай, я наскреб деньги на операцию Ирины. А вот как передать, не знаю. Неудобно как-то… Может, ты поможешь?
Участковый воскликнул:
– О чем вы говорите, Владимир Дмитриевич? Разве может быть неудобным делать людям добро?
– Я вот о чем думаю. Как бы не получилось так, что Анна Сергеевна станет считать себя обязанной мне. Или еще хуже – должником. Поймет ли, что я не в долг деньги даю, а просто отдаю безо всяких обязательств. Помочь хочу. А то ведь может и не взять. Или потом дом продаст и принесет деньги обратно. Она женщина гордая.
– Да должна понять!
– Ты бы поговорил с ней… Прямо сейчас… Ну, как лекарства матери передашь. А, Леш? Объяснил бы ситуацию. Дело-то деликатное. Тебе это сделать проще. А я потом отдал бы деньги – и все! Ну, а если надо, то и отвез бы Ирину в город. Мне все равно делать нечего.
Старший лейтенант подвинул фуражку на затылок:
– Ладно! Поговорю! До совещания успею, а не успею – не беда, найду, что начальству сказать. А вы все двадцать тысяч долларов нашли?
– Да! Снял со счета все, что оставалось. Хватило.
– Вам памятник при жизни ставить надо, Владимир Дмитриевич. К кому только Анна Сергеевна не обращалась за помощью. И к губернатору, и к коммерсантам, и даже в Москву писала! В ответ – тишина. А вы?
– Не будем об этом. Ты, как переговоришь с Шустовой, позвони мне по мобильнику. Чтобы я знал результат разговора, хорошо?
– Позвоню!
– Ну, давай езжай, не теряй времени.
– Спасибо вам, Владимир Дмитриевич!
– За что, Леша?
– За все!
– Ну, если ты считаешь, что есть за что благодарить, то пожалуйста! Езжай!
– Я позвоню!
Участковый заскочил в «УАЗ», и милицейский внедорожник направился к деревне.
Неверов же в сопровождении верного друга Рика медленно пошел по тропинке, наслаждаясь ароматом осеннего леса.
Крабов позвонил через полчаса:
– Владимир Дмитриевич? Алексей!
– Да, Леша?
– В общем, поговорил я с Шустовыми. И с Анной Сергеевной, и с Ириной.
