От воспоминаний Неверова оторвал Лопырь, вышедший к Владимиру со стороны пруда:
– Володь! Ты чего это задумался?
Неверов, выбросив окурок, посмотрел на соседа:
– Да так, Петрович! А ты, смотрю, почти трезвый?!
– Так че мне с бутыли будет? Да еще неполной. Стакан знакомцу пришлось налить.
– Ты свою не видел?
– В том-то дело, что видел и нахожусь в полнейшей непонятке.
– Что такое?
– Вычислила она меня. Как с Василием, знакомцем, пузырь уговорили, так и объявилась моя Зинаида. Мы в сенях у Васьки на хате угнездились, выпили, закусили. Сидим, курим, о жизни базарим. А тут дверь открывается, и Зинка входит. У меня челюсть и отвисла. Нашла ж таки, и кто ей мог сдать меня? Но это хрен с ним. Это ерунда. Главное, Зинку-то будто подменили. Ни ора, ни ругани. Спокойно так спрашивает: «Выпили, мужики?» Васька икнул, я ответил: «Выпили и че?» Она: «Ничего! Пойдем, – говорит, – Иван, домой. Хватит по деревне болтаться». И Васька, зная характер Зинаиды, вторит: «Да, Вань, иди». Выхожу из хаты. Думаю, вот тут-то и начнутся разборки. Ни хрена. Зинка берет меня под руку. Представляешь? Я от неожиданности отшатнулся. Спрашиваю: «Ты че, в натуре, задумала?» А она лыбится: «Ничего, Вань! Просто хочу, чтобы ты домой пошел». – «А орать, – спрашиваю, – будешь?» Она: «Нет, хватит, наругались». Но самое главное, от чего я натурально охренел, говорит: «Не надо больше перед людьми позориться, я сама тебе налью». Нет, ты понял, Вова? Моя Зинка мне предлагает налить. Я спрашиваю у нее: «Ты случайно башкой о дверной косяк не ударялась?» Она: «Прекрати, Вань, идем домой! Пошли». Я не врубаюсь в ситуацию, она лыбится, как будто пятихатку на дороге нашла. Уже к твоему забору с той стороны подошли, а я все ни хрена не пойму. Думаю, с чего это вдруг она так себя ведет? Не иначе, дома какую подлянку приготовила. Зайду и начнется… Сталинградская битва. Ну и решил слинять. Говорю, погоди, отлить надо. И шасть в кусты у пруда. Оттуда – сюда. А тут ты. Что происходит, Вова? Может, ты объяснишь? Все же человек образованный, академии всякие кончал, до полковника дослужился.
Неверов улыбнулся:
– Возможно, Зинаиде надоела ваша скандальная жизнь, и она решила изменить ее?!
– Кого?
– Не кого, а что: жизнь изменить.
– Да ты че, Зинку, что ли, не знаешь?
– Поступки женщин, Петрович, очень часто не поддаются никакому объяснению.
– Вот это точно!
– А где, кстати, супруга?
– Хрен ее знает! Может, ждет до сих пор, может, скоро объявится. Мне-то че делать, Вова?
– Дождаться Зинаиды и идти домой. А там по обстановке. Но, советую, если жена решила помириться, не отталкивай ее! Выслушай! Постарайся понять! Глядишь, жизнь изменится!
– Думаешь?
– А почему бы и нет? Ведь ты же по любви женился?!
– Да, любовь была яростная.
– Почему была?
– Да заглохло все, к чертовой матери!
– Скажи, Петрович, ты бы сейчас спокойно пережил уход Зинаиды?
Лопырь недоуменно взглянул на соседа:
– Какой уход? Она че, бросить меня хочет?
– Не знаю! А спросил так, абстрактно.
– Чего? Как спросил?
– Не важно! Ты не ответил на вопрос.
– Это че, что бы я сделал, если бы Зинаида к другому слиняла?
– Ну, допустим, так?!
– Убил бы на хер! И ее, и хахаля нового. Безо всяких базаров. Так и прибил бы из ружья дуплетом. Сукой буду, убил бы!
– Значит, ничего не заглохло, Петрович!
– Так Зинка не собирается уходить?
– Насколько знаю, нет! А вон, кстати, и она!
Из-за поворота появилась супруга Лопыря.
Он указал на нее:
– Гляди, Володь, опять лыбится. Нет, хреновый это знак! Как бы баба умом не тронулась. Ну чего лыбится?
– Иди к ней, Петрович!
– Да уж придется. Ты-то дома будешь?
– Да, а что?
– Позову, если что, ладно?
– Думаю, в этом не будет необходимости, но если надо, зови!
– Лады! Пошел!
– С богом!
Неверов, улыбнувшись, вошел во двор усадьбы. К нему бросился верный пес. Обхватил лапами ногу. Владимир положил руку собаке на голову:
– Ну что, Рик? Соскучился? Да вроде скучать и некогда было, Рик?
Пес склонил голову вбок, внимательно слушая хозяина, глядя на него умными глазами.
Неверов потрепал собаку по холке:
– Гуляй, Рик! Наслаждайся свободой. Твои собратья на цепи сидят! Ты же у меня свободен, как ветер!
Но Рик остался на месте, отпустив ногу Неверова.
Владимир прошел в дом. Переоделся. В гостиной прилег на диван, включил телевизор. По второму каналу шел фильм. Про любовь. Старый, снятый годах в шестидесятых. Неверов устроился поудобней. Такие фильмы он любил. Светлые, немного наивные, всегда хорошо заканчивающиеся. Они не напрягали. Она расслабляли. Действительно доставляя удовольствие.
Неверов смотрел фильм, иногда улыбаясь. И не знал боевой офицер, что уже завтра его размеренной, спокойной жизни придет конец и ему вновь придется взяться за оружие, которое хранилось в тайнике подвала. Дабы вступить в схватку с противником не менее коварным, жестоким и подлым, чем тот, против которого он воевал в Афганистане и на Кавказе, познав всю мерзость предательства.
Глава 2
Деревня Тонино. Воскресенье, 6 ноября.
Покормив утром собаку, Неверов вернулся в дом. Приготовил яичницу, сварил кофе. Позавтракал. Телефон домофона выдал сигнал вызова. Владимир вышел в холл, снял трубку:
– Да?
Услышал голос Лопыря:
– Володь? Это я, Петрович!
– Заходи!
Неверов разблокировал замок калитки центральных ворот.
Вскоре в дом вошел Лопырь:
– Привет, Володь!
– Здравствуй! Что-нибудь случилось? Или опять за похмелкой? Сразу предупреждаю: не дам.
– Да нет, какая, на хрен, похмелка. Тут дома такое происходит, что голова кругом.
– И что же происходит?
– Да на бабу мою не иначе как кто-то приворот или отворот, хрен разберешь, навел!
– Говори, пожалуйста, понятней.
– Не поверишь, Володь, она вчерась вечером на стол бутылку вина выставила. Сама, прикинь? Винишко, конечно, дерьмовое, ослиная моча, одним словом, сухарь, но дело-то в другом! В том, что Зинка сама ее выставила, на ужин, я не просил.
– Ну и что?
