– Понял, товарищ капитан!
– Вот так-то лучше! Отдыхай! Утром бой предстоит!
– Знаю!
– И плащ-палатку со станции убери, самому пригодится, часа через два похолодает. Под задницу подстели, а то вернешься к супруге кастратом. Ты же не хочешь, чтобы твое мужское достоинство в будущем постоянно смотрело на полшестого?
Солдат улыбнулся:
– Нет, конечно! Такого самому заклятому врагу не пожелаешь. В девятнадцать-то лет.
– Вот и береги себя. Все, закончили разговор, спи! В шесть утра подниму!
– Спокойной ночи, товарищ капитан!
– Тебе того же, Строгин!
Капитан проверил станцию. Она работала в режиме ожидания. Решил обойти позиции отделений.
Осмотром остался доволен. Да и, в принципе, другого увидеть он и не ожидал. Это в батальоне бойцы могли позволить себе расслабиться, на боевом же выходе солдаты менялись. Понимали, что вышли не на прогулку. И то, что малейшая оплошность, ошибка могли стать последними в жизни. Смерть на войне рядом, за ближайшим валуном, в «зеленке», у дувалов внешне мирных кишлаков. Она повсюду, и ее присутствие буквально физически ощущаешь каждой клеткой своего тела. На войне нельзя ошибаться. Ошибка – смерть. А умирать в двадцать-тридцать лет не хочется. Никому. Поэтому и солдаты двух отделений первого взвода роты капитана Неверова сделали все, чтобы завтра не стать жертвой этой непонятной войны. Позиции были выбраны грамотно, укрытия оборудованы без излишков. Капитан не сомневался, что и в третьем отделении порядок. Взвод готов к завтрашнему бою. Вернувшись на временный командно-наблюдательный пункт, командир роты прилег у радиостанции. Подумал, чувствует ли главарь банды, идущей в Гуликар, затаившуюся на подходах к кишлаку опасность? Просчитывает ли Нурияр вероятность нападения на свой отряд? Или предпочел уйти в мир иллюзий, обкурившись анаши? Этого не узнать. Это станет известно завтра. Что он принесет, завтрашний день? Легкую победу или тяжелую, кровопролитную схватку? И это сейчас предугадать не мог никто. Отбросив тягостные мысли, капитан, завернувшись в плащ-палатку, уснул прерывистым, чутким, тревожным сном.
Проснулся Неверов в 5.30. Умылся из фляги с водой. Хотелось курить, но сейчас позволить себе такой роскоши ротный не мог. Воздушный поток, огибая перевал, втягивался в ущелье и уходил в сторону, откуда должна была появиться банда Нурияра. Это Неверов определил по кизячьему дыму, слабый аромат которого ощущался даже здесь, на перевале, в четырех километрах от Гуликара. Видимо, кто-то из банды Рахима развел огонь в тандыре, чтобы испечь лепешки на завтрак душманам. Значит, и табачный дым будет уходить далеко в ущелье. Уложив пачку «Ростова» в отсек брюк «афганки», ротный прошел вдоль позиций. Выслушал доклады дневальных, осуществлявших наблюдение за подходами к месту дислокации взвода, поднял командиров отделений, приказав после подъема ни в коем случае не разводить огня и не курить. Вернулся на КНП. Разбудил связиста.
Тот поднялся с трудом и с недовольным видом, что не осталось без внимания офицера.
– Ты чего смурной такой, Вадим?
– Сон плохой приснился.
Капитан усмехнулся:
– Змея во сне укусила?
Рядовой вздохнул:
– Хуже, товарищ капитан! Приснилось, будто я поехал в отпуск. Домой захожу, а Оля, супруга, со своим бывшим любовью занимаются.
У Неверова кольнуло сердце. Солдату приснилось почти то же, что капитан испытал наяву. Странное совпадение.
– Ну, а ты что?
– Я на выход, а жена за мной. Голая. И я почему-то тоже голый. Она мне: «Куда ты, Вадим, ведь я так ждала тебя», а я: «Как же, ждала, так ждала, что бывшего мужа вернула». Она: «Ты у меня один, единственный муж». «Кто же, – спрашиваю, – в постели, дома?» Она: «Никого! Я в спальню, а там Олег ее бывший во всю харю лыбится. Я к жене: „А это, по-твоему, кто?“ А она словно слепая: „Да где? Кто? Никого нет!“ Олег встает, надевает трусы и говорит: ты, мол, не загоняйся, пацан, тебе теперь баба ни к чему. Покойникам бабы не нужны… Я хотел ударить его, а тут, извините, вы разбудили.
– Ты даже все подробности помнишь?
– Помню! Потому как все словно наяву было. Оттого и плохо сейчас!
– Но это же был всего лишь сон, солдат!
– Понимаю, а все равно плохо!
– Пройдет! Иди умойся, сделай пару упражнений физической зарядки – и пройдет.
– Надеюсь!
На КНП пришли сержант Васильев и младший сержант Брыкин, доложили, что личный состав поднят, находится на позициях, спросили, снимать ли дневальных и когда организовать завтрак.
Ротный ответил:
– Дневальных до отдельного распоряжения не снимать, продолжать наблюдение за тылом и флангами позиций, сухой паек выдать в 7.00. Разнести по точкам. Упаковку после приема пищи в отдельный вещмешок. Мусор за собой не оставлять.
Брыкин спросил:
– А как насчет чая?
Неверов ответил на вопрос встречным вопросом:
– Ты сможешь вскипятить воду без огня?
– Никак нет!
– Тогда какой может быть чай? Потерпите.
– Понял!
Ротный повернулся к Васильеву:
– Тогда ступайте к подчиненным! С 8.00 отделениям боевая готовность «полная»!
– Есть, боевая готовность «полная»!
Командиры отделений ушли в подразделения, до крайних позиций которых капитана отделяли пять метров в обе стороны. КНП находился на стыке отделений.
Появился связист.
Ротный спросил:
– Полегчало?
Рядовой неожиданно сказал:
– Сегодня меня убьют, товарищ капитан!
Неверов повысил голос:
– Это еще что за мысли? А ну-ка, выбрось их из головы! И вбей в череп, что выживешь, вернешься домой, и все у вас с Ольгой будет хорошо! Понял?
– Да, понял, но я знаю, что меня сегодня убьют!
– Так! Если ты сейчас же не прекратишь гнать чушь, я отправлю тебя за перевал. Там переждешь бой.
– А как же радиостанция?
– Без тебя управлюсь! Мне на позициях паникеры не нужны. Убьют его, видишь ли! Сон плохой видел. Не думал, Строгин, что ты слабак!
– Я не слабак!
– Тогда приведи себя в порядок! Иначе, слово офицера, я выведу тебя из состава взвода. Только как ты потом своим товарищам в глаза смотреть будешь?
Рядовой поправил обмундирование:
– Не надо меня в тыл. Я в порядке!
– Да? Ну смотри, замечу, что не так, – не обессудь!
– Понял!
– А сейчас иди в первое отделение, принеси две коробки сухого пайка!
– Есть!
После завтрака Неверов приказал связисту:
