– Понимаю, – Ростислав подумал о другом. – Хотя и не знаю итальянского.
– Хорошо, что хоть это вас не удивляет. Этому нехитрому фокусу меня научили в Генуе. В чужой земле подобное бывает полезно…
Арцеулов вспомнил о серебряной чаше, в которой кипела переливающаяся красками жидкость. Сома дэви… Интересно, как научился этому «нехитрому фокусу» сеньор Гуаско?
– Итак, мы понимаем друг друга. Но вас смущает календарь. Что ж, постараюсь объяснить… Раньше я жил в Генуе, покуда чернь не сожгла наш фамильный замок. Мы с братом отплыли в Тавриду. Но я могу вернуться в Геную или поехать куда-нибудь еще. Вы же привязаны к тому месту, где родились, и вам кажется, что нельзя покинуть свое время, как невозможно тем, кто не умеет ходить, уехать из своего города…
В другое время Ростислав постарался бы расспросить рыцаря: о подобном слышать еще не доводилось. Интересно все же, какой день на его календаре? Но сейчас рассуждать не тянуло. Арцеулов с трудом держался в седле. От каждого толчка тело начинало ныть, и сознание почти отказывалось фиксировать происходящее. Дорога шла над морем, справа темнели крутые, поросшие лесом склоны, тишину нарушало лишь неспокойное море да негромкий стук копыт.
Дорога сделала поворот, стена гор резко отступила вправо, и взорам открылась долина. За ней возвышалась огромная гора, далеко уходящая в море.
– Замок ди Гуаско. Его называют Пастушьей Крепостью… – рука в бархатной перчатке указала в сторону вершины. Ростислав увидел черный силуэт полуразвалившейся башни. Ну конечно! Он вспомнил карту: Чабан-Керман, Пастушья Крепость! Теперь он знал, где находится. Алушта за мысом, верстах в тридцати, если считать по прямой…
Отряд свернул направо и углубился в густой лес. Гуаско уверенно ехал впереди, находя затерявшуюся в густой темноте дорогу. Та шла вверх, затем спустилась в лощину и наконец вновь круто пошла в гору. Лошади перешли на шаг. Стена леса оборвалась, и всадники выехали на голую, поросшую невысоким кустарником вершину. Здесь было заметно прохладнее, чем внизу. По темному небу одна за другою неслись тяжелые тучи, вдалеке шумела пучина, а впереди темнели старые, поросшие кустарником руины…
Замка не было. Время и люди разрушили его. Жалкие остатки стен едва угадывались в траве, только одна из башен – огромный, сложенный из грубо околотого сланца донжон – возвышалась на самой вершине. Черные окна были пусты: люди давно покинули мертвую крепость…
Несмотря на усталость, Арцеулов, ощутил легкое разочарование. Он часто видел в Крыму такие развалины. Ничего удивительного, что чернобородый Гуаско устроил здесь стоянку своего отряда. Но все же Ростислав надеялся на что-то иное…
Нет, временем повелевать нельзя. С ним невозможно договориться – рухнут самые прочные стены, навеки погаснут окна, и там, где шумела пиршественная зала, вырастет чертополох…
Казалось, ди Гуаско, понимал, о чем думает его гость. Чернобородое лицо скривилось в усмешке:
– Вы, кажется, принимаете меня за шутника, сеньор Ростислав. Я обещал вам хоромы, а привел на пепелище. Но не спешите. Мы еще не приехали…
Ростислав почему-то представил себе вырубленные глубоко в скале подземные казематы, где таинственный генуэзец устроил себе убежище. Чезаре невозмутимо держал путь прямо туда, где среди редкого кустарника еле угадывались остатки того, что когда-то было воротами…
– Держитесь рядом со мной, – предупреждение прозвучало серьезно. Ростислав кивнул и ударил черного коня каблуком. Теперь он ехал бок о бок с генуэзцем.
– Хорошо, – кивнул тот. – Сейчас вы поймете, в чем дело…
Ну что, сеньор Ростислав, вы готовы вступить в мои владения, чтобы отдохнуть среди развалин? – в голосе звучал непонятный Арцеулову сарказм.
В иное время Ростислав не преминул бы ответить что-либо подобающее, но сейчас было не до остроумия. Он уже был готов согласно кивнуть, и вдруг запоздалая мысль отрезвила его, заставив дернуть за поводья. Деревянные таблички! Они остались там, на берегу, в вещевом мешке! Он даже не вспомнил о них!
– Господин ди Гуаско… – возвращаться смертельно не хотелось, но иного выхода не было. – Я… Мне надо назад. Я кое-что забыл…
– Вот так? – взгляд темных глаз стал жестким и полным любопытства. – Наверное, вы забыли что-то очень ценное, если сумели об этом вспомнить в такую минуту… Но не волнуйтесь.
Он обернулся, сделав короткий жест рукой. Один из арбалетчиков тут же подъехал к ним. Молчаливо поклонившись, он передал Ростиславу его вещи: не только мешок, но и револьвер, нож и даже пустой карабин одного из повстанцев. Арцеулов поблагодарил, но Гуаско лишь дернул подбородком:
– Не стоит и вспоминать. Впрочем, благодаря такой мелочи я сумел узнать кое-что важное. Мы еще поговорим об этом. А сейчас – вперед! Добро пожаловать в Пастушью Крепость – замок ди Гуаско!
И в ту же секунду загремели трубы. Звук шел словно ниоткуда – от мертвых камней, поросших травой и кустарником. Арцеулов вздрогнул, но генуэзец уже тронул коня шпорой. Копыта переступили почти неразличимую черту, когда-то бывшую границей замковых стен…
В глаза ударил яркий, неровный свет факелов. Руины исчезли, исчезло ночное море на горизонте. Вокруг был камень – и лишь узкий проход с низкими гулкими сводами, по которому с трудом могли проехать двое. Кони спокойно продолжали путь, но Ростислав невольно отшатнулся. Он понял, почему Гуаско советовал ехать рядом.
Арцеулов оглянулся: отряд въезжал в проход, сзади чернело что-то похожее на глубокий ров.
– Мы под надвратной башней – спокойно пояснил Гуаско. – Здесь узко, и когда мы ступили на мостик, я просил вас ехать поблизости. Неудобно, зато здесь можно задержать целую армию.
– Да, – выдавил из себя Арцеулов, – маскировка исключительная…
Чернобородый расхохотался – громко и весело:
– Вперед, сеньор Ростислав! Как вы это назвали? Маскировка?
Ростислав лишь вздохнул: к подобному он был все же не готов. Проход, освещенный факелами, кончился, они выезжали на площадку – туда, где их должны встретить поросшие травой руины и одинокий силуэт обезглавленной мертвой башни…
Руин не было – копыта звонко ударили о вымощенный камнями двор. Яркий свет факелов упал на мощный квадрат высоких стен, сложенных из тщательно подогнанных блоков. По углам возвышались зубчатые башенки, а впереди высился донжон – огромный, раза в два выше, чем казался раньше. В окнах горел свет, а перед входом ровными рядами выстроились арбалетчики в черных латах и слуги в пестрых ливреях. Вновь загремели трубы. Дверь – высокая, окованная железом – отворилась, и на каменное крыльцо выступили двое юных пажей. Вслед за ними из дверей вышел высокий молодой человек в ярких, странных одеждах, безбородый, в маленькой круглой шапочке. Золотистые волосы вились по плечам, юное лицо с любопытством смотрело на прибывших.
«Все-таки брежу… – Арцеулов закусил губу. – Нет, не брежу! Ладно, разберемся…»
