– Шеф! Руслан! Ты не первый год знаешь меня. Прошу, не убивай! Да, я допустил грубейшее нарушение, но я отработаю, Руслан. Клянусь, отработаю. Лично привезу на базу не одну, а двух девок, что будут не хуже проклятой Васильевой. Или сделаю все, что ты скажешь! Все сделаю, Руслан! Только не убивай!
Абадзе наклонился к столу, достал из пачки «Мальборо» сигарету, закурил:
– Не убивай? На колени встал? Поднимись, не позорься! Отработает он! А что я брату скажу, самому Тимуру? Ведь я не могу не доложить ему о случившемся. А Тимур, как тебе известно, человек крутой, на расправу скорый!
Богдан, поднявшись, сказал:
– Он твой брат, Руслан, и если ты попросишь или как-то по-иному представишь дело, Тимур простит.
– По-иному? Как по-иному? Сам подумай, как можно объяснить наличие ножа в подвале без твоего ведома? Тем, что повар специально нес его бабам? Но даже в этом случае ты обязан был найти этот чертов нож. А если не нашел, то казнить следует вас обоих.
– Тогда остается лишь просьба! Если ты вступишься за меня, Тимур не станет требовать моей казни.
– Да? Плохо ты знаешь моего брата! Ладно, я постараюсь отмазать тебя, но… ничего не гарантирую. Как скажет Тимур, так и будет! А сейчас идем, поговорим с Шания и спустимся в подвал. Телка, покалечившая себя, испортившая шкуру, нам не нужна. А чтобы остальным было неповадно, я убью ее! И подыхать она будет в муках! Идем!
Абадзе с Богдановым спустились во двор, где, понурив голову, стоял повар Давид Шания. Главарь банды подошел к нему, спросил:
– Зачем ты нес в подвал нож?
– Шеф! Это вышло случайно! Сегодня немного припоздал с приготовлением завтрака и салат делал в спешке, ну и, нарезав овощи, машинально засунул нож за пояс.
Абадзе повернулся к Богданову:
– И ты не заметил ножа?
– Нет, шеф.
Подал голос Шания:
– Позволь, шеф, я все объясню! Богдан не мог видеть клинка, так как я всегда вставляю его за пояс сбоку. А бок прикрывает поварская куртка.
– Надсмотрщик не заметил, а девчонка не только увидела, но и успела выхватить нож.
– Так она набросилась на нас, как тигрица, только Богдан открыл дверь. Я не ожидал от девки такой прыти, и у меня в руках был поднос. Она налетела на него, я оказался у косяка, полы куртки, видимо, распахнулись, и, когда Богдан толкнул девку обратно в камеру, она и выхватила нож. И тут же начала бить им себя. Хорошо, Богдан быстро сориентировался. Он набросился на сучку, отнял нож и, разорвав белье наложницы, перевязал раны, потом связал ее и уложил на матрац. Богдан не виноват, шеф. В произошедшем – моя вина, и я готов понести любое наказание!
Абадзе переспросил:
– Любое? Может, ты надеешься отделаться поркой? Нет, Давид, за то, что произошло в подвале, предусмотрено иное наказание – смерть. Ты готов искупить свою вину собственной жизнью?
Повар выпрямился:
– Я воевал почти десять лет, Руслан. Враг стрелял в меня, я стрелял во врага. Я убил много людей. И не боюсь смерти. Все одно когда-нибудь всем нам путь на небеса! Так какая разница, раньше или позже? И я сказал, что готов понести любое наказание. Казнь, значит, казнь. Пощады просить не буду.
Абадзе указал Богданову на повара:
– Смотри, как ведут себя настоящие мужчины! Вашу судьбу будет решать Тимур. До этого, Давид, я должен арестовать тебя!
– Должен – делай!
Главарь банды подозвал охранника контрольно-пропускного пункта, приказал:
– Отведешь повара в подсобку КПП. Держать под замком до моего особого распоряжения. И учти, Равиль, ты за него головой отвечаешь!
Гайнуллин кивнул:
– Слушаюсь, хозяин! – И, вскинув автомат, приказал повару: – А ну вперед, к КПП, и без глупостей. Если что, стреляю без предупреждения!
Сложив сзади руки, Шания послушно направился к КПП.
Абадзе сказал Богданову:
– Учись! Вот так должен поступать настоящий воин, а не падать на колени, вымаливая себе пощаду!
– Да! Я бы так не смог. Давид действительно воин!
– Но хватит разговоров, идем в подвал.
– Да, конечно!
Надсмотрщик засеменил к дому, к комнате первого этажа, где находился вход в подвальное помещение, открыл массивную металлическую дверь.
Главарь с надсмотрщиком спустились в подвал, оказавшись в коридоре, заканчивающемся душевым помещением. С каждой стороны коридора находились по три камеры. Они были отделаны мягкими материалами, включая двери с зарешеченными окнами и полы. Вместо кроватей на полу лежали большие, толстые матрацы с простынями, порвать которые было невозможно. Вместо подушек удобные валики. Пища доставлялась в мягкой пластмассовой посуде. Другими словами, были созданы все условия, исключающие самовольное нанесение травм узницами этой тюрьмы.
Абадзе остановился у третьей камеры, где произошел недавний инцидент, приказал надсмотрщику:
– Открой!
Богданов выполнил приказание.
Главарь банды вошел в камеру. Увидел лежавшую связанной молодую красивую девушку. Предплечья ее были стянуты бельевыми повязками, сквозь которые проступала кровь. Девушка смотрела на Абадзе. Тот присел рядом с ней, спросил:
– Почему ты изуродовала себя?
Ирина Васильева ответила:
– Потому, что я не хочу жить! Зачем вы похитили меня? Чтобы продать какому-то богатому извращенцу?
– Тебя ждала обеспеченная жизнь. Ты ни в чем не нуждалась бы. Твои прихоти исполнялись бы с полуслова, у тебя было бы столько драгоценностей, сколько нет ни у одной женщины в России. Ты оказалась бы в сказке. Надо было немного потерпеть.
Девушка воскликнула:
– А я не хочу жить в сказке, в золотой клетке, увешанной как елка драгоценностями, и спать с похотливым, извращенным самодуром. Я хочу нормальной жизни. Нормального мужа, нормальной семьи. Почему вы лишили меня всего этого?
Абадзе нехорошо усмехнулся:
– А не ты искала в Интернете мужичка за «бугром»? И не простого, а богатенького, с виллой, яхтой.
– Это была игра.
– Вот и доигралась. Ты искала, а мы нашли тебе приличную партию. Ты играла, а мы – нет. Не выставляла бы в Сети свою смазливую физиономию и полуголую задницу, так и жила бы при папочке-доценте и мамочке-домохозяйке. Вышла бы замуж за какого-нибудь бедного аспиранта, нарожала бы детей и металась в поисках денег, чтобы прокормить свою нормальную семью. Нет, ты захотела лучшей доли. Поэтому оказалась здесь. И ты должна была смириться со своей участью, как смирились остальные девушки. А их через мои руки прошло немало. Сейчас большая их часть вполне счастливы. Ты же не смирилась. И это плохо. Что мне теперь с тобой делать? Кому нужна жена, изуродованная шрамами? Остается одно – продать тебя подешевле в какой-нибудь грязный пакистанский бордель.
