— Постараюсь, — кивнула девушка. — Правда, скоро вы все сами увидите…
Перед сном Арцеулов хотел было предложить Лебедеву связать пленного, но в последний момент так и не решился. Конечно, полковник откажет… Капитан улегся поудобнее, твердо решив не спать. Верный «бульдог» он положил рядом с собою, а сам лег поближе к двери, чтобы Степа не мог попросту прыгнуть на него и придушить, как это сделал бы на его месте сам Арцеулов…
Утро началось странно. Лошади вдруг заупрямились, они испуганно ржали, отказываясь впрягаться в сани. Выехать смогли только через час и то благодаря тому, что на помощь профессору пришел Степа. Семирадский лишь пожимал плечами, сетуя на потерю кучерской квалификации, но Степан задумался всерьез.
«Волков чуют…» — решил он наконец, но промолчал.
Ехали медленно. Лошади то и дело останавливались, пряли ушами и испуганно дергались из стороны в сторону, норовя опрокинуть сани. Тут уж забеспокоились остальные, капитан на всякий случай предложил приготовить оружие и по возможности спешить. Встречаться с волками ночью посреди безмолвной мертвой тайги не хотелось даже такому храброму человеку, как Арцеулов.
Несмотря на все усилия, к Орлику — последнему селу перед Сайхеном — подъехали уже в сумерках. К удивлению всех, привыкших к спокойствию здешних забытых Богом и людьми мест, прямо у околицы их встретил вооруженный патруль. Косухин и Арцеулов невольно переглянулись, и рука капитана сама легла на затвор карабина. Но трое мужиков с охотничьими ружьями, поглядев на поздних гостей, безмолвно пропустили их. Полковник пожал плечами, велев ехать к одному из домов в центре села.
Встретил их очень высокий худой мужчина лет сорока с короткой, явно не крестьянской, бородкой. Да и по целым залежам книжек, которыми была завалена изба, становилось ясно, что они попали в гости к человеку образованному, и, похоже, нездешнему.
— Он местный учитель, — сообщил Лебедев своим спутникам, покуда хозяин помогал Семирадскому распрягать лошадей. — По-моему, из ссыльных. Мы у него уже останавливались.
Хозяин отрекомендовался Родионом Геннадиевичем. Услыхав слово «ссыльный» Степа не преминул присмотреться к сельскому интеллигенту. Спрашивать о его политических симпатиях не хотелось, но среди кучи книг Степа сразу же приметил несколько томиков Кропоткина.
«Никак, анарх», — решил Косухин.
Анархистов Степа не любил, хотя среди них был сам товарищ Каландарошвили — знаменитый вождь сибирских повстанцев. Впрочем, «анархи» были все же получше, чем эсеры или всякие там меньшевики.
О политике, однако, не говорили. Правда, Арцеулов не преминул справиться о встреченном ими патруле, но ответ его откровенно озадачил.
— Волки, господа, — пояснил Родион Геннадьевич. — Признаться, такого здесь еще не было на моей памяти. В селе паника. Уже трое погибли, вчера волки налетели прямо днем…
— То-то лошади бесились! — понял Степа.
— Ничего, — махнул ручищей профессор. — В крайнем случае дойдем пешком! До Сайхена рукой подать.
— Два дня пути, если пешком, — задумался Лебедев. — Лишний день не беда. Правда, надо достать лыжи…
— Лыжи достанем, это несложно, — заметил хозяин, и помолчав, внезапно заговорил совсем другим тоном. — Господа, вам лучше остаться! Здешние жители не из пугливых, но такими я их еще не видел. А ведь кержаков трудно напугать. Они уверены, что это не просто волки…
— И вы туда же, коллега! — возмутился Семирадский. — Вы же учитель, материалист! Помилуйте, как можно в ХХ-м веке пороть подобную, прошу прощения, ахинею! Февральские волки! Упыри! Оборотни! Призраки!
— Я не материалист, господин профессор, — негромко заметил Родион Геннадьевич, выждав момент, пока Семирадский переводил дух после очередной тирады.
— Как?! — чуть не подпрыгнул тот. — Простите, батенька, но вы же учитель! И, по-моему, извините, из политических!
— Не совсем так, — учитель неловко улыбнулся, будто лично провинился перед профессором. — Меня, собственно, сослали за религиозные убеждения…
— А, вы раскольник… или сектант, — Семирадский сразу же потерял интерес к собеседнику.
— Нет, — вновь улыбнулся тот. — Ни среди тех, ни среди этих не числюсь. Я, по глубокому убеждению бывших властей предержащих, самый настоящий язычник.
— Что?! Папуасы! — вскричал Семирадский. — Батенька, бросьте нас разыгрывать! Вы еще скажите, что вы — волхв!
— Увы, — развел руками Родион Геннадьевич. — Хотя было бы забавно… Нет, все проще. Вы слыхали о дхарах?
Все недоуменно переглянулись.
— Я слыхал, — внезапно заявил Богораз. — В 1916 году в «Известиях императорской Академии наук» была статья. Насколько я помню, дхары — древний народ неизвестного происхождения, который жил на севере Урала. У них, кажется, была своя письменность еще до русских… Извините, не помню подробностей.
— С этой письменности все и началось, — кивнул хозяин. — Я был народным учителем в селе Якша. Это в верховьях Печоры…
— Ну и глухомань, — с сочувствием заметил профессор. — Эк вас занесло!
— Родные места! Там еще живут остатки дхаров… Тогда, в начале века, я был, наверное, единственный дхар с незаконченным высшим образованием. Пытался рассказывать детям о нашей истории… У меня была неплохая коллекция образцов той самой письменности. В этом обвинить меня не могли, конечно… Зато прислали комиссию из синода. Тогда еще эти вопросы курировал сам господин Победоносцев. Вдобавок я составил письмо против планов нашего губернатора, который в порыве административного восторга хотел снести Дхори Арх — дхарское святилище. Ну, времена были тогда суровые, это было до 1905-го года…
— Сочувствую, коллега, — на этот раз вполне серьезно промолвил профессор. — Но все же насколько я понял, вашу эстафету поддержали? Кто-то же напечатал статью в «Известиях»…
— Это моя статья, — вновь улыбнулся Родион Геннадьевич. — К сожалению, дхарские древности больше никого не интересуют. Но я не об этом… Дхары еще не все забыли из своих древних знаний. И я, хотя учился в Петербургском университете, кое-что помню… Господа, сейчас в тайгу идти нельзя!
— Объяснитесь! — потребовал профессор. Все остальные сели поближе, почувствовав, что их хозяин не шутит.
— Не знаю, на каком языке с вами говорить, господа, — нерешительно начал учитель. — Я имею в виду не великий и могучий русский язык. Насколько я понял, вы люди науки… Будь вы мои соплеменники-дхары, я мог бы сказать, что наступает ночь Гургунх-эра, когда ярты покидают укрывища, и что оборотни вышли в этом году слишком рано из своего логова в царстве Смерти, а вагры не боятся даже священного огня…
— Красиво… — тихо прошептала Берг и вздрогнула.
— Но на этом языке вы меня не поймете. Что ж, это можно перевести так: в силу не до конца ясных климатических и прочих особенностей нынешней зимы, здешняя фауна внезапно стала проявлять несвойственные ей агрессивные наклонности, вдобавок не исключено появление некоторых очень редких явлений природы, пока необъяснимых до конца с точки зрения современной науки… Не ходите в тайгу, господа. Один из вас должен понимать, о чем я говорю…
