— Пес его знает, — пожал плечами Степа. — Может, и нет тут никого… Только место больно удобное. Могут окружить — и баста!
— Нас могут окружить просто в лесу, — резонно возразил профессор. — Здесь мы по крайней мере будем за стенами!
Спорить не приходилось. Полковник вновь кивнул и первым заскользил прямо через поляну. Степа попытался догнать брата, но Арцеулов, в свою очередь, прибавил скорость и занял место рядом с Лебедевым.
— Косухин, вам тоже это место не нравится? — Берг догнала Степу и оказалась рядом, отставая лишь на полшага.
— Не пойму я, Наташа, — честно ответил тот. — Вроде тихо все… Только чего-то не нравится, это вы в самую точку…
— Мне тоже, — согласилась девушка и невольно вздрогнула.
Косухин легко шел почти в затылок Арцеулову, пытаясь обмозговать свои сомнения. Ну, церковь как церковь, в случае чего и отсидеться можно, тут этот профессор прав… Но что-то заставляло Косухина вновь и вновь посматривать на приближавшиеся черные стены и забитые окна.
Нет, место определенно не нравилось. Будь он один или, к примеру, лишь с братом и даже с этим беляком-капитаном, точно бы ушел отсюда, пока не поздно, развел бы где-нибудь костер и перебедовал ночь…
«А может, и поздно, — вдруг подумал он. — Вон окно-то открыто! Сидит там кто ни есть и целит в рабов Божьих…»
Неподалеку от входа полковник велел остановиться. Он кивнул Арцеулову, тот, пробравшись через высокий сугроб, подтянулся и заглянул в выбитое окно. Затем спрыгнул в снег и махнул рукой.
Первыми к двери подъехали Лебедев с профессором и стали утаптывать валенками глубокий снег. Арцеулов стоял рядом, с сомнением поглядывая на дверь. То, что он успел заметить, заглянув в окно, немного успокоило: в церкви было не просто пусто, но, вдобавок, пол занесло тонким слоем снега, попавшего через окно, и на этом белом ковре не было видно ни следочка.
— Стойте! — внезапно произнес Степа, когда снег у двери был утоптан, и полковник собирался потянуть за полуоторванную ручку. — Эта… Подождите…
— В чем дело, молодой человек? — хмыкнул Семирадский уже предвкушавший вечерний отдых. — Вам был голос свыше?
— Не-а, — как можно спокойнее ответил Степа. — Тока эта… не спешите…
— А что там может быть, Степан? — удивился брат.
Косухин и сам не мог сказать толком, но в этот момент совершенно ясно понял, что входить внутрь опасно.
— Ну… эта… — попытался сообразить он. — Самострел могут приспособить. Веревку протянуть к курку… Или гранату подвесить…
«А ведь краснопузый прав, — тут же подумал Арцеулов. — Плохо, что я сам не сообразил.»
Лебедев приказал отойти от дверей, Степа аккуратно потянул за ручку, тут же отпрыгнув в сторону и, прижавшись к бревенчатой стене. Дверь со скрипом отворилась, так и оставшись висеть, чуть колеблясь на рассохшихся петлях. Ничего не случилось.
— Ну, хватит! — решительно заявил Семирадский. — Будем считать, сегодня на нас всех напала нервная горячка! В знак посрамления суеверий вхожу первым!
— Стой, профессор! — закричал Степа, сам не понимая почему. — Не входи, чердынь!
Семирадский, не оглядываясь, помотал головой и перешагнул порог. Степа весь сжался и почему-то закрыл глаза. И тут же в уши ударил сухой короткий звук, затем еще и еще…
«Винтарь! — понял Косухин. — Ах ты, елы!..»
При первом же выстреле Арцеулов похолодел, сообразив, что они все-таки попались. Сорвав с плеча карабин, он оттолкнул полковника, стоявшего у самых дверей, и одним прыжком оказался внутри.
Вспышку третьего выстрела Ростислав успел заметить — били из-за алтаря. Четвертая пуля прошла над головой капитана, он упал на колени и тут же врезал прямо по вспышке. Он бил точно и расчетливо, остановившись лишь после того, как опустел магазин…
Невидимый враг не отвечал. В церкви вновь стало тихо, на белом снегу, покрывавшем пол, по-прежнему нельзя было заметить ни единого следа. Профессор лежал у входа ничком, и его поза сразу же не понравилась капитану. Еще на что-то надеясь, он перевернул тяжелое тело Глеба Иннокентьевича, хотел расстегнуть полушубок, но не стал этого делать.
Все было и так ясно — одна из пуль попала точно в горло, чуть ниже «адамова яблочка».
Арцеулов скрипнул зубами и стал аккуратно заряжать карабин. Тот, кто стрелял, мог и уцелеть, и капитан не хотел зря рисковать. Тем временем в церковь вошел Лебедев и тут же отшатнулся при виде мертвого тела.
— Погодите, господин полковник, — сморщился Арцеулов, щелкая затвором. — Я должен посмотреть…
Он взял оружие наизготовку и шагнул к алтарю. Если этот «кто-то» не носит железной брони, то сейчас он должен лежать там, за почернелыми ликами икон. Капитан знал, что едва ли мог промахнуться, впрочем, легче от этого не становилось. В случившемся был виноват прежде всего он. В этой компании интеллигентов он один понимал, что не все на войне определяется формальной логикой. Арцеулов не поверил этому ровному нетронутому снегу, но все же допустил, чтобы они сунулись в западню.
За алтарем было тихо, но Ростиславу показалось, что он слышит чье-то хрипловатое дыхание. Капитан сжал в руках карабин и ногой распахнул почерневшую резную дверцу.
Слабый неровный свет упал в дверной проем. На противоположной стороне темнели свежие пулевые отверстия, пахло порохом, но ни трупа, ни живого врага за алтарем не было.
— Спокойно, спокойно, — шептал Ростислав, осторожно оглядывая узкое тесное помещение. — Двери нет… люка нет… Да какой тут к шуту люк! Стоп, углы…
В углах лежала густая тень, но в этой тени человек, даже ребенок, спрятаться все же не мог. Арцеулов на всякий случай ткнул прикладом в один из углов, справа от себя, но металлическая прокладка лишь тупо ударилось о дерево.
— Все, сдаюсь! — безнадежно вздохнул капитан, на всякий случай делая шаг влево. И тут в черной глубине что-то шевельнулось. Арцеулов вскинул винтовку, но опоздал — нечто бесформенное, напоминающее сгусток темного тумана, пронеслось мимо него, обдав ледяным холодом. Ростислав бросился к резной дверце, но успел увидеть лишь серую тень, исчезающую в дверном проеме.
— Ах ты, чердынь! — серую тварь Степа распознал тут же, как только в темном проеме алтаря мелькнули горевшие красным огнем глаза. Остальное случилось слишком быстро — собака если (конечно, это была собака) молнией пронеслась к двери, проскользнув в полушаге от братьев. Еще не очень соображая, что делает, Косухин вырвал из рук полковника карабин и выстрелил навскидку. Серая тварь дернулась, но лишь ускорила бег.
Вторую пулю Косухин послал, уже прицелившись. Собака вновь дернулась, даже подпрыгнула, но, словно заговоренная, продолжала мчаться к опушке. Третью пулю Степа пожалел, сообразив, что свинец может пригодиться для тех, кто принимает его более всерьез. Он опустил оружие и нехотя повернулся.
