— Ну вот чего, мужики, — с достоинством начал Косухин. — Поговорили — и будя. А теперь слушай меня…
Он достал из кармана гимнастерки тонкий лист пергаментной бумаги, украшенной огромной синей печатью Сиббюро и положил его на стол:
— Я, стало быть, Степан Косухин, представитель Сибирского бюро ЦК. Что такое Сиббюро, слыхали, товарищи?
Удостоверение обошло всех присутствующих и было возвращено при почтительном молчании. Похоже, о Сиббюро были наслышаны даже здесь.
— Так вот, — удовлетворенно продолжал Косухин, чувствуя, что начинает овладевать ситуацией. — Полномочий у меня на три ваши авиаотряда хватает, а посему объявляю себя комиссаром Челкеля. Возражения есть?
Возражений не последовало. Члены штаба растерянно и даже с некоторым испугом смотрели на пришедшего прямо из Такла-Макана посланца грозного Сиббюро. Брат глядел на Степу чуть прищурившись, начиная что-то понимать. Если кто и был в бешенстве, так это, конечно, Арцеулов. Ростислав вновь ощущал себя лишним и бесполезным, как на борту «Муромца». Он понимал, что если кто сможет разобраться в нелепой ситуации и опасной обстановке, то это, без сомнения, не он, а этот краснопузый. И капитан вдруг почувствовал нечто вроде зависти.
— Возражений нет, — констатировал Степа. — А распоряжения такие… Караулы выставлены?
— Так точно, гражданин комиссар, — поспешил доложить Гаврилов.
— Товарищ комиссар, — внушительно поправил Степа. — Хреновые у вас караулы, можно хоть пулемет пронести… Значит, охранять базу, как зеницу ока, потому она теперь собственность трудового народа. Это понятно?
Члены штаба согласно зашумели. Выражение «собственность трудового народа» им понравилось.
— Подготовку к этому… старту, в виду его научного значения для дела мирового пролетариата будем продолжать. А для этого посылаем делегацию в бункер. Пойдут гражданин полковник Лебедев и другие граждане ученые. Договоримся так: офицеры сдают бункер и возвращаются к своим обязанностям. Оружие им оставить в виду военной обстановки. Штаб будет руководить обороной. Вопросы?
— Они могут не согласиться, товарищ Косухин, — заметил один из членов штаба. — Боятся…
— Ниче, — заявил Степа, взглянув на мрачного Арцеулова. — А мы их попросим…
Предложение было принято, и члены штаба стали совещаться о составе делегации. Путешественники получили возможность обменяться несколькими фразами.
— Вы молодец, Косухин, — решительно заявила Берг. — Я бы вас даже поцеловала, но вы слишком небритый…
— Думаешь, они будут тебя слушать, Степан? — Лебедев настороженно поглядывал на шумевших солдат. — Ты это хорошо, конечно, придумал, спасибо. Но, боюсь, мы не договоримся…
— Ниче, Николай, — спокойно ответил Степа, заворачивая гарнизонную «козью ногу». — Уж как-нибудь… Они здесь непуганные…
Полковник не понял и удивленно посмотрел на брата. Арцеулов же, услышав краем уха последнюю фразу, тоже сперва удивился, а потом сообразил. Краснопузый прав — гарнизон Челкеля не участвовал в смуте. Здесь не знали, как поднимать восстание, идти на штурм и провозглашать совдепы. Все, на что хватало здешней солдатни — это поднять красную тряпку над казармой и потребовать подчинения большевистскому правительству. И даже в этом чувствовалась логика — Челкель подчинялся российским властям, а другой власти в стране, после отречения адмирала, уже не было. Неудивительно, что на Степу с мандатом Сиббюро здесь смотрели не как на пленного партизана, а как на полномочного посланца грозной Совдепии.
Косухин, несмотря на внешнюю уверенность, сам был в некоторой растерянности от своей наглости. Ни о чем подобном он вначале не думал, но, слушая нестройную толпу «штабных», понял, что дела не будет. Слишком много Степа насмотрелся на всякого рода митинги, после которых полки бросали позиции, на выбранные «штабы» и «комитеты», тянувшие в разные стороны. Оставалось одно — рискнуть. Тем более, это была единственная возможность помочь брату.
Между тем штаб выбрал делегацию, куда вошел, естественно, фельдфебель Гаврилов и прапорщик с красной повязкой. Посовещавшись со Степой, Лебедев решил взять всех остальных, кроме самого Косухина — новоиспеченный комиссар решил, не тратя времени, начать организацию власти. Арцеулов вначале тоже решил остаться — уговаривать осажденных офицеров не тянуло, — но потом понял, что полковник прав. Ведь именно он получил приказ адмирала.
Перед бункером — мощным, врубленным в каменистую землю сооружением, — лежали мешки с песком, между которыми торчало дуло «Максима». Впрочем, делегацию подпустили к самому входу. Вначале командовавший заслоном поручик встретил пришедших достаточно сурово, но, увидев Лебедева, очень обрадовался и поспешил, позвонив куда-то по телефону, пропустить всех вовнутрь.
Их тут же окружила толпа офицеров. Полковника узнали и начали закидывать вопросами, главным из которых был один — что им всем теперь делать. Арцеулов, молча наблюдавший за происходящим, заметил, что кое-кто здесь знаком и с Богоразом, а некоторые явно знали Берг. Итак, и тут к гостям с «большой земли» отнеслись как к последней инстанции.
Наконец офицеры успокоились и, собравшись в большом подземном зале, освещенном огромными желтоватыми лампами, устроили нечто вроде общего собрания. Старшим здесь был молодой полковник, заменивший бежавшего командующего. Арцеулова поразило, что офицеры выглядят куда более нерешительными, чем недавно виденная им солдатня. Впрочем, это было понятно — офицеры полигона были большей частью техниками, никогда не воевавшими и не знавшими строевой службы. Они привыкли к спокойной работе с нижними чинами и теперь просто не знали, что делать.
Вначале говорил Лебедев, затем пришлось выступить и Арцеулову. Капитан кратко рассказал о последнем приказе Верховного, для верности продемонстрировав письмо с подписью адмирала. Это прозвучало убедительно, но офицеры по-прежнему не знали, как этот приказ выполнять. Восставших боялись. Капитан понял, что многие тоже не прочь перейти на сторону совдепов, но «по всей форме», с присылкой полномочной комиссии, которая бы приняла этот важнейший для страны объект.
Тогда слово вновь взял Лебедев. Он предложил уже известный компромисс — офицеры возвращаются на объект и вместе во всеми готовят «Мономах» к пуску. «Революционный штаб» занимается лишь солдатскими нуждами, а также руководит обороной полигона. После пуска «Мономаха» гарнизон запрашивает большевиков об условиях передачи объекта, а все желающие уходят на запад — к Анненкову или на север к Семенову. В случае наступления китайцев — держать оборону, а затем взрывать объект и прорываться в Туркестан.
Арцеулов больше не вмешивался в обсуждение. Он присел в сторонке, почти не интересуясь происходящим. Сам бы капитан ни за что не вступил в соглашения с бунтующей солдатней, но сейчас, он это хорошо понимал, иного выхода нет. Только так можно будет выполнить приказ адмирала и завершить проект «Мономах». А через сутки все закончится, и можно просто уйти — сдаваться совдепам Ростислав не собирался.
