Развернувшись, Манин пошел в сторону дома Полухарова. Сивый с Грибом переглянулись, одновременно вздохнули и двинули следом за главарем, местным сосновским авторитетом.
Расположилась троица все в той же покосившейся беседке.
Сивый спросил:
– И чё дальше будем делать?
Манин распорядился:
– Доставай флакон, подзарядимся!
Гриб потер руки:
– Вот это ништяк, в самый раз принять водочки для сугрева, а то чей-то сегодня прохладно.
Сивый достал бутылку, сорвал крышку, отпил из горлышка ровно треть емкости. Передал бутылку Манину. Тот, проглотив свою долю, отдал пузырь Грибу, который и добил флакон. Настроение у сосновских мужиков заметно улучшилось.
Сивый посмотрел на Манина:
– А тапереча чё, Рубец?
Передразнивая кореша, Манин сказал:
– А тапереча займемся делом. Нам чё надо? Увезти Таньку с Ириной в деревню. Она баба послушная, но сейчас рядом с ней хахаль, Вова, сука, Полухаров. Кстати, Сивый, ты говорил, с ним вместе в школе учился.
Ощерился Гриб:
– Учился. У них, Рубец, непростые отношения были, так, Сивый?
Манин заинтересовался:
– А ну-ка подробней!
Грибов объяснил:
– Сивый с детства борзым был, девок любил щупать да по садам лазить. Самогоном, помню, первый раз лет в двенадцать угостились, да?
Посилов кивнул:
– Где-то так!
Грибов продолжил:
– А потом стали жрать его постоянно. По пьянке же и куролесили. Я-то посмирней был, а вот Сивый наоборот, чуть что – вразнос шел. Вован Полухаров, тот особняком держался. Спортом занимался, летом бегал, плавал, на турнике висел, зимой на лыжах забеги делал. Короче, считался правильным. Но с виду оставался хлюпиком по сравнению с Васьком, – Грибов указал на Сивого. – И вот как-то летом их пути-дорожки пересеклись. На купалище, у озера, что за деревней еще чистым и глубоким было.
Грибов засмеялся:
– Васек тогда с одной девки, Ленки-зубастика, трусы спустил. Прямо на купалище, на виду у всех. Пацаны заржали, Ленка в краску и слезы да в кусты. А Полухаров подкатил к Сивому и говорит:
– Иди, придурок, к Ленке, отдай трусы, вызови сюда и при всех извинись.
Васек ему:
– А не пошел бы ты на хутор бабочек ловить!
Вован на своем:
– Делай, что сказал!
Ну Сивый и завелся. Решил отметелить Полухарова, замахнулся, а тот ему прямой да в пятак и врезал. Потом еще. Короче сбил с ног, в кровь рассадив все жало.
Манин перебил подельника:
– Короче, хотел Сивый уделать Вову, а получилось, что Полухаров сделал Васька, так?
– Угу!
– А чего ж вы, дружки Сивого, за него не вступились?
– Да вступился один, Краб. Да только Хара и его приземлил. А потом вообще в озеро кинул, как чучело огородное. Ну боле никто на Вована не дернулся. Тот сам Ленку забрал и домой проводил.
– Чего ж по вечеру ему темную у клуба не устроили?
– Так у него друзья имелись. Да и не любитель он был ночами таскаться по деревне. Дома сидел, книжки читал.
Манин взглянул на Посилова:
– Значит, Васек, и тебе есть за что спросить с Полухарова?
– А чё спрашивать? Когда все это было?
– Обиды не забываются. А кто прощает обидчика, тот чмо. На зоне если б ты не завалил Полухарова, из тебя петуха сделали бы. Потому как долги возвращать надо.
– Так то на зоне! Там свои законы!
Манин вплотную приблизился к Посилову:
– Законы, Вася, везде одни. На зоне спрос другой. Ну, ладно. Надо дело делать.
– Да как ты бабу свою из хаты Хары выманишь?
– А Таньку шугануть надо. Она дернется к Полухарову. Тому, кавалеру гребаному, офицеришке, женщину в обиду давать не в кайф. Наверняка героем пред ней себя выставил. Выйдет на разбор. А тут мы его и уделаем. Главное, отрубить. Отключить, и все. Поэтому ты, Гриб, найди поблизости кол какой, да с ним в кустах и сиди. На Полухарова выйдем мы с Сивым. Пока базар-вокзал, подберешься сзади и херакнешь Вову колом по макушке. Ну, а остальное пустяки. Танька, как лишится защитника да меня увидит, покорной, как овца, станет. Пойдет, куда скажу! А уж в Сосновке я ей устрою допрос с пристрастием и публичную порку. Чтобы, блядь, больше носа из хаты не казала.
Сивый спросил:
– Все это понятно, но ты не сказал, как шуганешь Таньку. Не пойдешь же к Харе на хату?
Манин достал мобильник:
– А это на хрена? Для того, чтобы шугануть – самое то!
– Это другое дело. Когда звонить будешь?
– Да щас перекурим и позвоню своей ненаглядной.
Сосновские бандиты задымили дешевыми сигаретами.
А в это время, пока Полухаров еще отдыхал, Татьяна решила вынести мусорное ведро. Она подошла к окну кухни, посмотрела во двор, на кусты, за которыми пряталась беседка. Перевела взгляд на мусорные баки. До них от подъезда недалеко, метров пятнадцать и по свету. К тому же старичок какой-то вдоль оградки собачку прогуливает. Ну, не ждать же, когда Володя встанет и сам вынесет мусор. Татьяна вытащила из ведра полиэтиленовый черный пакет, заменив его на новый, связала концы, вышла с ним в подъезд. Спустилась по лестнице. Вот и двор. Не такой уж и страшный. Пожилого мужчины с собакой на улице уже не было. Но мусорные контейнеры, вон они, совсем рядом. Таня чуть ли не бегом добралась до них, бросила в мусор мешок, повернулась и увидела, как от беседки к ней спешит… ее бывший, хоть пока формально и законный муженек.
Женщина на секунду обомлела, но голос Манина привел ее в себя:
– Привет, сучка! Что-то ты задержалась в Москве. Тебе не кажется?
Татьяна, не ответив, бросилась к подъезду.
Манин закричал вслед:
– Стой, падла! Стоять, кому говорю! Или, блядина, я тебя сейчас камнем сшибу!
Но женщина ничего не слушала. Она вбежала в подъезд, буквально пролетела лестничные пролеты и ворвалась в квартиру, захлопнув за собой дверь. Проснувшийся и вышедший в прихожую Владимир подхватил чуть не упавшую женщину. Она крепко прижалась к офицеру, обняв за шею. Тот, слегка оторопев, спросил:
– Что произошло, Таня? Где ты была?
Татьяна отвечала прерывисто из-за сбившегося дыхания:
– Му-мусор выносила. Бро-бросила мешок в бачок, повернулась, а от беседки… от беседки Валерка идет! Меня словно парализовало. Не могла с места тронуться, а он что-то крикнул. Разобрала только – сучка, – это и привело в чувство. Ну и бросилась от него домой. Он здесь, Володя. Я же говорила, кто-то весь день следил за нами. А ты твердил, что никакой опасности нет.
