Дверь открылась, в проеме показался молодой лейтенант, с пистолетом в руке. Страхуется парнишка. Ствол на «губе» в обычной ситуации положено держать в кобуре и на предохранителе. Но, возможно, начкар насчет Бекетова получил особые распоряжения. Лейтенант приказал:
— Арестованный Бекетов, встать и следовать в туалетную комнату!
Напряженный вид молодого, необстрелянного офицера вызвал невеселую усмешку у боевого капитана:
— Не суетись, лейтенант. Докурю сигарету, и пойдем в туалет с умывальником. А пока расслабься да ствол убери. Или не знаешь заповеди: достал оружие — стреляй? Пистолет не игрушка. Убери от греха подальше!
— Вы мне угрожаете?
— Угу! Обезоружу в коридоре, и кончится твоя жизнь, а моя мне безразлична.
Лейтенант замялся:
— Вы это, прекратите разговоры!
— Есть, товарищ лейтенант!
— Вы мне не товарищ!
— В господа успел выбиться?
— Вам вообще разговаривать с охраной не положено!
— Так заткнись сам!
Затушив окурок и взяв полотенце с бритвой, зубной щеткой, пастой и мылом в мыльнице, пошел на выход. Начкар отпрянул от двери вправо.
Капитан вышел в коридор. Лейтенант застыл вместе с солдатом-часовым шагах в трех от Бекетова, направив на него штатное оружие. Юрий вновь усмехнулся и свернул влево. Именно там, в левом крыле, находился туалет и умывальник. Охрана последовала за ним, соблюдая необходимую дистанцию. Все это казалось Бекетову сном. Но он, к сожалению, не спал.
Приведя себя в порядок, Бекетов вернулся в камеру.
Лейтенант закрыл за ним дверь и через окошко повеселевшим голосом объявил о том, что завтрак арестованному будет доставлен ровно в 8–00.
В семь часов дверь открылась. Бекетов взглянул на проем и увидел комбата. Тот вошел в камеру под причитания начальника караула:
— Товарищ подполковник, приближаться к арестованному нельзя.
Белянин бросил начальнику караула:
— Уйди! Закрой дверь и испарись!
— Но у меня инструкции!
Комбат не выдержал:
— Тебе, лейтенант, мое распоряжение непонятно?
— Но я же о вашей безопасности забочусь!
— Уйди, заботливый. О ней я сам как-нибудь позабочусь!
Начальник караула обиженно хмыкнул и вышел в коридор, не забыв на замок закрыть дверь и произнести уже из окошка:
— Если что, товарищ подполковник, я рядом.
Белянин обернулся, чтобы послать надоедливого лейтенанта куда подальше, но тот своевременно убрал физиономию. Комбат же, осмотрев камеру, присел напротив Бекетова, положив сильные руки на стол. Спросил:
— А чего они тебе окно закрыли?
Капитан пожал плечами:
— Не знаю! Боятся, наверное, что попытаюсь сбежать! Да мне все равно, пусть хоть наглухо муруют тут.
— Это что за настроение, Бекетов?
Юрий ответил:
— Как раз по обстановке, командир!
— Понимаю. Попал ты, Бекетов, крепко.
— Вы зачем пришли? Душу рвать? Так она и без вас болтается клочьями!
— А кто виноват, Юра?
Капитан поднялся, повысив голос:
— Я виноват! Я продался духам! До этого мочил их нещадно, а тут взял и продался. И связь с ними у меня оказалась, и взвод Жарова я отвел во время прорыва, и бойцов своих под пули подставил.
Комбат указал капитану на стул:
— Присядь и успокойся. В батальоне никто не верит, что ты продался. Совершил ошибку — возможно, их и не такие профи совершают, но не продался!
— Да не совершал я никакой ошибки. И если не Жаров, пост выполнил бы задачу! Но он самовольно увел взвод с позиций!
Белянин прервал починенного:
— А вот это, Юра, надо еще доказать, и сделать это будет не просто, если в принципе возможно.
— Ну, конечно! Поверят Жарову. Он ведь у нас хороший, морально-устойчивый, примерный офицер, в отличие от пьяницы Бекетова!
— Ты зря ерничаешь, Юра. Насчет пьянки! Ведь когда я прилетал с замполитом на пост, то ты и тогда был пьян!
— Да, я после боя выпил водки. Которую на пост доставил Мансуров.
— И ты, зная об этом, не уничтожил ее. На боевом-то дежурстве! Так что про водку лучше молчи!
Комбат прошелся по камере:
— В 10–00 должна прибыть бригада следователей прокуратуры округа во главе с полковником Касаткиным Петром Владимировичем. Он и будет возглавлять следствие. Я его еще по Афганистану знаю. Мужик достойный, жесткий, но справедливый. С этим тебе, можно сказать, повезло. Он не из тех, кому быстрей дело закрыть да наверх доложить. Копать основательно будет. Помоги ему. Ничего не скрывай.
— А чего мне скрывать? Я весь на виду.
— Это тебе так кажется. Особисты обыскали твой номер. Как думаешь, нашли что-нибудь?
Капитан пожал плечами:
— Ну разве что с десяток пустых бутылок!
Подполковник согласно кивнул головой:
— Это было. Но было и еще кое-что. А именно — тридцать тысяч долларов в тайнике тумбочки!
Бекетов поднял на командира удивленный взгляд:
— Что? Тридцать штук баксов?
— Точно! Купюра к купюре!
— Та-ак! Подставляют меня по полной программе. Денег не жалеют! Даже тайник успели соорудить. Когда номер осматривали особисты?
— В шесть утра!
Капитан проговорил:
— Значит, деньги заложили ночью! Жаров вернулся в батальон вчера?
— Да нет, Юра. Он прибудет в часть сегодня к обеду. Сдаст пост командиру второй роты.
— А Мансуров?
— Как заместитель работает со своим начальником.
— Та-ак. Это сюрприз.
— И неприятный. Но ладно, обо всем этом со следователем базарить будешь. Я тебе тут сигарет принес.
Комбат вытащил из карманов четыре пачки, бросил их на стол:
— Пока хватит. И еще распорядился питание из офицерской столовой доставлять. Все, пошел я.
Капитан спросил:
— Что в батальоне, товарищ подполковник?
— А что может быть в батальоне, Юра? Гробы паяют да готовят траурную процедуру с погибшими солдатами.
Голос Бекетова вдруг охрип:
— Когда их отправлять будут?
— Прощание завтра в 12–00. В 15–00 «вертушкой» отправим в Ростов.
— Мне бы… проститься с ребятами, Александр Сергеевич!
— Ты же понимаешь, что это исключено. Бывай, солдат, держись. Да, чуть не забыл, привет тебе от Крабова, Арбашева, Фирсова и Шуршилина.
