Ахилло-старший покорно вздохнул: подобные тосты все еще казались непривычными. Михаил воспринял слова Ерофеева как должное. Вино было отменным, а установившийся застольный ритуал несколько забавлял его, напоминая древнеримские возлияния в честь богоподобных Цезарей.
Вторую выпили за знакомство. Ерофеев шутил, рассказывал о своей давней службе на границе и, в общем, вел себя вполне пристойным образом. Михаил заметил, что из речи майора исчезли любимые крепкие словечки – Ерофеев хорошо ориентировался в обстановке. Ахилло-старший вскоре оттаял и проникся явной симпатией к столь колоритному сослуживцу сына. Но наблюдательный капитан видел, что веселье Ерофеева напускное, неожиданный визит вызван чем-то более важным, нежели желание распить бутылку старой «Массандры».
После третьей, выпитой за здоровье хозяина, Ерофеев, хлопнув себя по карману, предложил Михаилу выйти на лестничную площадку покурить. Отец несмело запротестовал, вспомнив о простуде, но Ахилло-младший кивнул и достал из серванта очередную пачку «Казбека».
На лестнице майор первым делом тщательно прикрыл дверь, а затем кивнул на площадку около окна. Спустились вниз. Ерофеев щелкнул зажигалкой, но Михаил, подумав, отрицательно покачал головой: горло побаливало, и с курением можно было обождать.
– Что случилось, Кондрат?
– А что? – простодушно откликнулся майор. – Да ничего вроде… Чуть выговор не впаяли вместо благодарности.
Михаил вопросительно взглянул на собеседника.
– Посчитали, что я неоправданно рисковал. Надо было, мол, взять с собой взвод, не меньше. Будто не они сами приказали идти втроем, мать их!.. Ну, и еще за этого Семина… Мол, недосмотрел…
– Постой, – удивился Ахилло. – А откуда ты мог узнать?
– Ну, откуда! Оттуда! Были же сигналы… Я тут и вправду маху дал. Дед его был не шаманом, а, мать его, «шамашем». Это вроде дьячка у караимов и крымчаков. Прошляпил, в общем. Надо было, конечно, справки навести. Гонжабов, сука, бумагу накатал, чтоб жену и пацаненка арестовали. Они вроде все знали и скрывали…
– Арестуют? – На душе стало скверно, Михаил вспомнил красивую женщину, открывшую им дверь гостеприимного дома в Перевальном, и мальчика, просившегося в экспедицию. Ерофеев пожал плечами:
– Наверно. Мы тут ни фига не сделаем. Если б не Гонжабов, гад, просто договорились бы, думаю. Умный ведь человек был, образованный…
– Но он уверен, что Голубой Свет будет использован во зло!
– Его, наверно, с детства обрабатывали, – пожал плечами майор. Клерикальные, мать их, элементы! А тут ведь дело важнейшее, оборонное! Сам бы сообщил – небось орден Ленина мигом дали…
Михаил вновь вспомнил недавнее – залитый мерцающим светом подземный зал, окровавленное тело на каменном полу, ликующий голос бхота… Что-то они сделали не так! Но что? Помешать Гонжабову они не успели и не могли успеть. Но можно было сделать другое – попросту пристрелить бхота на обратном пути! Бывший коминтерновец был опасен, и теперь его вновь пустили в дело. Правда, в этом случае служебная карьера Ахилло-младшего окончилась бы очень быстро…
– Надо было этого Гонжабова… при попытке к бегству, – не удержался Михаил. – Натворит еще всякого…
Ерофеев хмыкнул:
– Ишь, какой кровожадный! Я бы его сам в расход вывел, скверный он человечишко… Да нельзя, государству потребный! Мы – люди подневольные… А теперь слушай, капитан…
Громкий голос Ерофеева понизился до шепота:
– Меня замнаркома наш вызвал. То да сё, а потом про тебя разговор зашел. Он велел тебе передать – без свидетелей: твои, в Большом Доме, громадный на тебя зуб заимели. Будто ты с командиром твоим, что пропал, Пустельгой, специально саботажем занимался, когда «Вандею» искал. Сейчас Ежов чистку проводит – чужаков в центральном аппарате ищет. На самом верху думают, что «Вандея» эта потому не ловится, что ее люди в Большом Доме сидят, смекаешь? Ну, и пошла коса косить! И в областных управлениях тоже чистят… Видать, «Вандея» эта крепко поперек горла встала! Вот так, Михаил… Уж не знаю, что тебе посоветовать. Пустельга этот, как думаешь, перебежал?
– Куда? – скривился Ахилло. – К японцам, что ли? По-моему, эта «Вандея», если она действительно существует, очень ловко сыграла в переводного сумела направить удар в другую сторону. А Пустельгу убрали, думаю, потому, что он слишком близко к «Вандее» подобрался…
– А ты знаешь, куда это он подобрался? – тихо поинтересовался Ерофеев. Если знаешь, шепни. Мы сами разберемся, а тебя прикроем, будь спокоен. На тебя ни одна собака не тявкнет!
– Подумаю, – кивнул Ахилло. Причина неожиданного визита Ерофеева теперь становилась очевидной. НКГБ собирался сам выйти на таинственное подполье, и помощь сотрудника бывшей специальной группы была очень к месту.
– Подумай, – кивнул майор, затаптывая окурок. – Ну, пошли, у меня для тебя подарок имеется.
Подарок был торжественно извлечен из большого портфеля, принесенного гостем. Михаил не без удивления взял в руки тяжелый футляр темной кожи.
– Бинокль?
– Ага! – кивнул майор. – Не просто бинокль. Глянь-ка на улицу, да свет потуши.
Похоже, готовился сюрприз. По команде Ерофеева Ахилло-старший щелкнул выключателем. Михаил поднес бинокль к глазам, глядя на темную улицу, и вдруг в глаза ударил свет – зеленоватый, неестественно яркий. Улица была видна, словно днём, во всех подробностях: выбоины тротуара, водопроводные люки, потрескавшиеся стены старого дома напротив…
– Александр Аполлонович, теперь вы! – распорядился довольный эффектом Ерофеев. Послышался изумленный вздох – отец опустил бинокль и растерянно покачал головой.
– Врубай свет! – Ерофеев подошел к столу и плеснул в стопки остаток вина. – Это тебе, Михаил, подарок от руководства. Помнишь, мы говорили про бинокли, чтобы ночью смотреть? С инфракрасным светом? Вот тебе бинокль. Трофейный, кстати. Так что пользуйся, чтоб во всем ясность была. За то и выпьем!
После этого многозначительного тоста Ерофеев извинился за непрошенное вторжение, пожелал Михаилу быстрее выздороветь, а Ахилло-старшему – не болеть вообще, и откланялся.
– Приятный молодой человек, – резюмировал отец. – Помню, мы выступали в девятьсот пятнадцатом в Галиции, так там…
Михаил не стал вникать в отцовские воспоминания. Визит Ерофеева встревожил. Похоже, это пробная попытка вербовки. «Лазоревые» не прочь использовать «малинового», выжать из него нужную информацию и потом, скорее всего, отдать обратно в Большой Дом для последующего заклания. Выходило скверно – хуже некуда.
Болеть уже не тянуло. Михаил, проявив крайний эгоизм, предоставил отцу убирать со стола, а сам сел обратно в кресло. На этот раз подушки были убраны, плед отброшен в сторону. Было о чем подумать…
Итак, «свои» намечают его в качестве очередной жертвы. За последний год Ахилло не раз думал о такой возможности, и вот вода подступила к горлу. Выбора не было. Будь Михаил действительно изменником, его бы защитило и спрятало подполье. Но капитан считал себя честным профессионалом и подобное даже не приходило в голову. Переход к «лазоревым» тоже не мог спасти: «переметчиков» обычно использовали до конца и быстро ликвидировали. Страха почему-то не ощущалось – Михаила охватила злость. То, что делал Большой Дом, было не просто жестоко, это было неграмотно.
