Бомж тут же упал в траву.
Мимо почти бесшумно прошла «семерка».
Борис заметил и запомнил марку автомобиля, его номер и даже сидящего в нем водителя узнал, того самого кровавого маньяка, что разделал Валентину.
Когда автомобиль убийцы исчез из вида, бомж поспешил дальше, к железнодорожной станции, забился в пустой вагон одного из грузовых составов, стоявших на путях.
Его, Бориса, спасение было там, в городе!
В городе же он мог без проблем достать так необходимый ему героин и зависнуть на надежной хате, пока не прояснится ситуация вокруг убийства в лагере.
Георгий спустился на машине к реке, повернул вправо и вскоре выехал на шоссе. Еще один поворот направо, и «семерка» рванула к городу.
На полпути, возле моста через неширокую, обильно заросшую по берегам речку, остановился, включив аварийную сигнализацию. Вышел из салона, бросил пакет с уликами далеко в траву. Осмотрелся.
Кругом сплошная темень, и порывы ветра, пронизывающие насквозь. На дороге нет машин, безлюдье.
Он продолжил движение.
Пост ГИБДД прошел свободно.
Инспектор не обратил на него внимания, оживленно разговаривая со стоявшей рядом с ним явно пьяной дорожной плечевкой.
Машину оставил у дома, за трансформаторной будкой, поднялся в квартиру, где приступил к обычной процедуре утилизации одежды.
В три часа с четвертью, приняв душ, он уснул сном ребенка.
* * *
Трофимыч, покинувший застолье, сделав обход лагеря, службой себя напрягать не стал, забившись в свою сторожку и свалившись на лавку. Водка взяла свое, сторож отрубился, едва коснулся головой свернутого старого бушлата.
Но спал он недолго.
Будучи хроническим алкоголиком, Трофимыч по утрам после бурного возлияния просыпался рано. И на этот раз рвотные позывы подняли его в пять часов.
Небезосновательно предполагая, что в лазарете должна была остаться водка, сторож поднялся и, тяжело вздыхая, поплелся к медицинскому пункту.
Как ни странно, но двери санчасти были закрыты изнутри.
Трофимыч обошел здание и зашел к нему со стороны оврага.
Толкнул окно одной из палат. Оно открылось. Кряхтя, сторож с трудом проник в помещение и пошел по коридору в жилой сектор медицинского персонала.
Двери комнат Полонина и Вали были закрыты, да и понятно: рано еще. И будить их не надо. Водка могла быть только там, где они накануне пили.
В предчувствии скорого облегчения Трофимыч толкнул дверь комнаты, сделал шаг вперед и... обмер, открыв непроизвольно рот при виде кровавого зрелища. Его тут же вырвало, и от желания похмелиться не осталось и следа. Он проговорил:
– Твою-то мать!
И рванулся из комнаты. В приемном покое остановился.
Черт! А ведь надо ментов вызывать и «Скорую помощь». Эх, врач, врач, что ж ты, вражина, спьяну наделал-то?
Трофимыч вернулся в комнату, сдерживая новые приступы рвоты, подошел к привязанной к столу медсестре. Потрогал тело. Оно было твердым и холодным. Сделав еще шаг, увидел под столом большую лужу крови. Нагнулся к голове медсестры и тут же отшатнулся к стене, где его вновь вывернуло, после того как он увидел резаную рану на шее Валентины.
– Господи... – только и прошептал он.
Сторож вновь метнулся было к выходу, забыв о враче, но тот в этот момент двинул ногой, о которую споткнулся Трофимыч, еле удержавшись при этом от падения.
Он подошел к столу, ударил по ноге голого врача.
Евгений что-то промычал в ответ.
– Женька, – крикнул сторож, – а ну вставай, мудак... Ты чего это, сучонок, с Валькой утворил?
Полонин поднялся, мутными красными глазами удивленно посмотрев на свое отчего-то совершенно голое и окровавленное тело, на руку, продолжавшую сжимать нож, который тут же бросил на пол, перевел взгляд на стол и едва устоял на ногах, рванувшись в сторону стены. Она и задержала его, заставив обернуться и вновь посмотреть на то, что лежало перед ним на столе. Перевел взгляд на сторожа, побледнев как смерть:
– Это... что... Трофимыч? Что... это?
Охранник попятился к двери, проговорив:
– Тебе виднее, врач!
– Ничего не понимаю! Валя... ох, господи... она же мертва? Мертва, Трофимыч... как же... это?.. Кто?..
Но сторож уже бежал на выход.
Открыв дверь, он кинулся к домику начальника лагеря...
Через двадцать минут прибыли наряд поселковой милиции и бригада неотложки.
* * *
Ничего не понимающему врачу дали под стволами автоматов возможность одеться, сцепили руки сзади браслетами, вывели из лазарета, усадили в зарешеченный отсек милицейского «УАЗа», увезли в местное отделение. Капитан, начальник милиции в поселке, приказав ничего не трогать на месте преступления, отправил машину «Скорой помощи» обратно в больницу, соединился по рации с дежурным по поселку:
– Миша?
– Я, товарищ капитан!
– Немедленно сообщай в область о том, что в молодежном лагере отдыха совершено зверское убийство с изнасилованием медсестры. Убийца задержан. Пусть высылают следаков!
– Есть!
* * *
В шесть утра Климову позвонил Савчук, сообщил, что в Садовом взяли маньяка.
– Да? Как взяли?
– На месте преступления. Врачом оказался! В лагере на время сезона работал. У него вчера день рождения был, он с медсестрой своей хорошо поддал. Сторож с ними в компании был, потом ушел. Ну, тут этот козел и сорвался. Завалил девку на стол, привязал к ножкам, ну и дальше, как и во всех предыдущих случаях. Насилие и убийство с особой жестокостью. Только на этот раз не рассчитал силенки, голову от водки потерял. Сам возле жертвы с ножом в руке и вырубился. Около пяти утра их тот же сторож и обнаружил!
Климову сообщение не понравилось:
– Сава, а тебе не кажется, что все это как-то уж очень просто? Маньяк, даже малейшего следа которого столько времени не удавалось обнаружить, и вдруг валит жертву чуть ли не на виду у всех и засыпает рядом с ней! Что же он нигде ранее не заснул возле своих жертв?
Савчук вздохнул:
– А такие дела, Клим, как правило, просто и заканчиваются! Маньяк со временем начинает мнить себя сверхчеловеком, считать себя умнее всех, утверждается в своей неуловимости и превосходстве над остальными людьми, в результате и попадается по-глупому! Да и водки он вчера выжрал чуть ли не смертельную дозу. А выпей меньше, глядишь, и успел бы за ночь замести следы. Короче, прокололся, что рано или поздно произошло бы в любом случае!
