Кудреев постепенно отходил от гадости, которой угостила его официантка.
— Да что, в конце концов, все это значит? Какого черта ты здесь торчишь? И Оля, она…
— Беги догоняй свою Олю! Только что-то подсказывает мне, ты ей больше и даром не нужен! И, между прочим, она права! Это я еще простить могу, потому как женщина слабая, да и… люблю тебя, дурака! Воронцова же не такая! Она гордая! Но ты сам во всем виноват!
Кудреев закричал:
— Да в чем я виноват-то?
От крика вернулась головная боль. Сильная боль, отбросившая подполковника на подушку.
— В чем виноват, спрашиваешь? Да в том, что изнасиловал меня! Бросил свою невесту, затащил к себе меня и изнасиловал!
— Кого? Тебя? Разве тебя можно изнасиловать? Ты… сама… кого хочешь… но как же болит голова!
Андрей через силу поднялся, качаясь, прошел до шкафа. Там лежала специальная, боевая аптечка. В ней препараты, способные мгновенно привести в чувство любого человека. Ослабевшими руками и превозмогая тошноту, Кудреев вытащил из пластмассовой коробочки два шприц-тюбика. Один для снятия боли и последствий отравления. Другой — стимулятор жизнедеятельности. Ввел лекарства себе в руку. Они подействовали стремительно. Не прошло и минуты, как подполковник взглянул на действительность иными, трезвыми и разумными глазами. И от его взгляда Людмила сжалась.
Она попыталась уйти, но Андрей приказал:
— Сидеть! Разговор только начинается! И не дергайся, себе хуже сделаешь!
Кудреев облачился в спортивный костюм, встал перед женщиной.
— А теперь, дорогая, все по порядку! Начнем с того, что я затащил тебя сюда! Ведь это было именно так?
— Да!
— Подробнее!
Людмила пересказала свою версию произошедших ночью событий.
Кудреев, выслушав официантку, произнес:
— Так!!! Видно, подготовилась ты неплохо! Все продумала, все просчитала! Что в коньяк добавила?
— О чем ты? Какой коньяк? Этот, что на столе, выпила я, а в кафе меня вечером не было, и спиртным вчера я не занималась, проверь у своего заместителя, Щукина.
— Значит, это работа Костика? Что ж, спрошу и у него! Но лучше тебе самой признаться! Бармен мне все как на духу выложит, и тогда пеняй на себя!
Официантка уперлась, да и не было у нее другого выхода:
— Мне не в чем признаваться!
И сама решила перейти в наступление:
— И нечего переводить на меня стрелки! Наделал делов, а теперь вертишься блохой. Костика колоть будешь? Коли, сколько влезет! Только слова его — пустой звук. Всем известно, что ради собственной отмазки он и мать родную продаст. Эх, черт меня дернул встретить тебя на улице!
— Так и шла бы мимо!
— Ага! Пройдешь! Я подошла к тебе, как к человеку, который мне не безразличен. И была уверена, что погонишь от себя, как обычно. А когда попала в твои объятия, то сердце чуть не выскочило из груди. Подумала, неужели сбылось и ты наконец изменил ко мне отношение. Каждая клеточка тела задрожала от счастья. Да, я могла убежать, но пошла с тобой! Потому что ты так хотел! И я хотела! И неважно, что ты грубо тащил меня, неважно! Главное, что это был ты! И коньяк с шампанским пила столько, сколько этого требовал ты. И даже, когда свалил на постель, обращаясь, как с последней шлюхой, я принимала грубость за подарок. Ты оторвался. По полной оторвался. И я не сопротивлялась, нет! Мне, как это ни странно, было очень хорошо, так хорошо, что не передать словами. Тебе бы отпустить меня ночью, и никто ничего не узнал бы. Но ты пригрозил, уйдешь, мол, больше не подходи! Я и осталась! Хотела сама под утром тихо слинять, да не успела, Воронцова опередила!
Кудреев застонал, закрыв глаза и представив, что увидела Ольга, зайдя утром в эту комнату.
Людмила было продолжила свой монолог, но Андрей оборвал ее:
— Заткнись! Ни слова больше! Ты лжешь! Этого не могло быть! Ты каким-то образом сумела вывести меня из строя и воспользоваться этим!
— Зачем? Ну зачем? На какой черт ты был бы мне нужен спящей головешкой? Ты мне интересен как мужчина в первую очередь! А не как бревно бесчувственное! Неужели это не ясно?
Андрей подошел к окну, сорвал шторы, прижав горячий лоб к прохладному стеклу окна и проговорив:
— Что же ты, Людка, сделала?
Официантка взвилась:
— Да что ты на меня все валишь? Что я сделала? Затащила тебя к себе в постель? А не наоборот ли? Ты о своей судьбе заскулил, а о моей не подумал? Как мне теперь мужу своему в глаза смотреть?
— Как всегда после похождений в городке. Удивишь ты Крикунова дальше некуда!
— Не хами, подполковник!
Кудреев обернулся:
— Да-а-а! Ты права, недооценил я тебя! Всего ждал, но не такого! Воистину, нет предела и противоядия женскому коварству. Что ж! Попал я на твой крючок, попал! Но не удержать тебе меня на нем! Иди отсюда, и будет лучше, если наши дороги больше не пересекутся! Иначе — убью! Пристрелю, как собаку! Все! Пошла вон!
Людмила поднялась, одернула юбку и уже двинулась к выходу, как в квартиру ворвался старший лейтенант Крикунов. Увидев жену в обществе командира спецназа, начфин крикнул:
— Что все это значит? Людмила, почему ты здесь? Ты провела ночь с ним?
Официантка скривила лицо:
— Сережа! Давай без истерик? Я все дома тебе объясню!
Но Крикунов был настроен воинственно.
— К черту, твои объяснения! Пусть этот долбаный спецназовец объясняется!
Взгляд Кудреева помрачнел.
— Слова подбирай, сопляк.
— Что? И он еще оскорбляет? Жену увел и меня же обзывает! Знаешь, подполковник…
— Не сметь тыкать… старший лейтенант! Никто твою жену не уводил, вот она, перед тобой! Забирай свою ненаглядную и катитесь отсюда вместе, сладкая парочка!
Людмила первой вышла из квартиры.
Начфин, захлебнувшись от возмущения и бессилия перед старшим офицером, побледнев, смотрел на Кудреева, сжав кулаки.
Кудреев понял состояние молодого офицера. По сути, тот был такой же жертвой коварной, бессовестной, самовлюбленной бляди!
Поэтому произнес спокойно:
— Ладно, успокойся, лейтенант! У меня с твоей женой ничего не было и быть не могло.
— Но она ночевала здесь?
— И тем не менее я сказал правду. Больше мне добавить нечего. Иди, мне и без тебя тошно.
— Эх! Ну и люди…
Старший лейтенант, скрипнув зубами, развернулся и выбежал на улицу.
Андрей, закурив, опустился в кресло.
А каково сейчас Ольге? От мысли о невесте Кудрееву захотелось взвыть. Да и взвыл бы он, может быть. Но в квартиру вошли Щукин с Мордовцевым. Начальник штаба и командир одной из боевых групп прошли в комнату молча. Подполковник присел в кресло, майор на софу, отбросив в сторону простыню.
