Дхар дернулся, выхватил револьвер и оглянулся. Высокая трава стояла ровно, не шелохнувшись, вокруг по-прежнему – ни души, но собака все лаяла, пока чей-то грубый голос не приказал: «Тихо, Алмаз!» – и лай стих.
Вдруг Фрол почувствовал вокруг себя какой-то шелест, тихий шепот, как будто его окружили десятки невидимок. Кожей ощущая чьи-то взгляды, он вновь обернулся, но все оставалось по-прежнему, только в разрыве туч блеснуло солнце, и капельки недавнего дождя на траве засверкали тысячами отблесков.
Фрол, чертыхнувшись, направился к ближайшему бараку. Он заглянул за рухнувшую стену, но внутри не было ничего, кроме выросшей почти в метр высотой травы. Если кто-то и прятался среди развалин, то во всяком случае не здесь.
– Эй! – не выдержал дхар. – Где вы все, ёлы!
– Да здесь мы, парень! – услыхал он у самого уха. Говорила пустота. Никого ни рядом, ни дальше не было.
– Слышь, парень, – продолжал невидимый, – какой сейчас год?
– Девяносто второй, – автоматически ответил Фрол.
– Вот черт! – послышался другой голос, не похожий на первый. – Уже девяносто второй! Ну, приплыли…
– Ты что, парень, беглый? – Говоривший был где-то совсем рядом, но Фрол по-прежнему видел лишь высокую траву и почерневшие бревна рухнувшего барака.
– Да что вы пристали, в карету вас! Вы-то кто?
– Мы-то, – недобро протянул голос, но тут в воздухе прошелестело: «Шухер!» – и третий голос, хриплый, полный злости, проскрежетал: «Молчать, сволочи!» И тут началось такое, что окончательно поразило дхара. Весь барак загудел, заревел голосами, кто-то крикнул: «Да он все равно нас слышит!», «Сколько можно!», «Пошли вы, суки!». Многие выражения оказались куда покрепче, и Фрол поспешил отбежать в сторону.
Шум не утихал. Теперь голоса слышались из всех бараков, бешено лаяли собаки, кто-то невидимый приказывал замолчать. Вдруг грянул винтовочный выстрел, затем другой – и все стихло.
– Психи, – выдохнул сбитый с толку и изрядно напуганный Фрол. – А ну вас, елы! Сходите с ума сами.
Фроат повернулся, чтобы побыстрее покинуть это жуткое место, но внезапно чей-то голос, властный, явно привыкший повелевать, остановил его.
– Погодите, товарищ! – Невидимый стоял совсем рядом. – Вас можно на несколько слов?
– Можно, – вздохнул дхар. – Только, может, вы перестанете прятаться? «Зарница» здесь, что ли?
– Мы не прячемся, просто вы нас не видите. Я стою прямо перед вами. Моя фамилия Евдокимов. Майор Евдокимов.
Фрол вспомнил надпись на чугунной плите, и его передернуло.
– Вы, я вижу, человек храбрый, – продолжал невидимый Евдокимов. – За эти годы сюда заходили несколько каких-то типов… В очень странной форме… Но они бежали сразу же. Один даже пытался стрелять…
Почему-то это обстоятельство показалось невидимому майору очень забавным, и он коротко рассмеялся.
– В общем-то вы нас можете увидеть, когда стемнеет. Если у вас есть время… – Сдаюсь, – вздохнул дхар. – Я Соломатин Фрол Афанасьевич, Кировская область, поселок имени Шестнадцатого Партсъезда. Холост. Сержант запаса, ёлы. Галлюцинациями покуда не страдал.
– Мы не галлюцинация, товарищ Соломатин. Я начальник особого лагеря при Кировском управлении ГУЛАГа…
– Видел, – буркнул Фрол. – Под жестяной звездой.
– Да, – согласился невидимый голос. – Мы все остались там. Какая-то эпидемия… Я умер одним из последних. Это было в июне тридцать восьмого… А потом мы все вновь очутились здесь, и с тех пор все повторяется каждый день. Днем вы нас не видите, но для меня и для всех остальных все совершенно реально…
~ Ага… бывает… Вы вот что, товарищ майор НКВД… Знаете, ёлы, не люблю в жмурки играть! Когда стемнеет, подойду к воротам. Вот тогда и поговорим. Идет?
– Хорошо, – вновь согласился невидимый. – Буду ждать вас в полночь.
Очутившись за пределами лагеря, Фрол еле подавил в себе инстинктивное желание бежать что есть духу по направлению к лесу. Он чувствовал, что ему в спину по-прежнему смотрят, и не хотел ронять себя даже в глазах призраков. Дхар не спеша добрался до опушки, прошел немного в глубь леса, чтобы проклятый лагерь исчез за деревьями, и, найдя небольшую поляну, без сил рухнул на траву.
Он ожидал встретить всякое. Снежных людей дхар по понятным причинам не боялся, яртов научился остерегаться, но больше всего опасался обыкновенных людей, которые бывали похлеще упырей и февральских волков. На развалинах лагеря он боялся встретить банду беглых зэков или одичавшего в этих лесах браконьера. К тому, что пришлось увидеть, а точнее, услышать, дхар готов не был. Дед рассказывал всякое, но о лагерях, населенных призраками, Фролу слышать не приходилось. Впрочем, на встречу в полночь Фроат твердо решил идти: он привык держать слово, даже если оно было дано давно сгинувшему майору НКВД.
Времени было достаточно, и дхар, поставив будильник наручных часов на одиннадцать вечера, попытался заснуть. К его удивлению, он уснул почти мгновенно, без всяких сновидений.
Поздний летний вечер уже начал спускаться над предгорьем, из лесу тянуло холодной сыростью, и Фрол плотнее завернулся в длиннополый плащ из плотной ткани. Он еще раз подумал о свитере, который бы здесь явно не помешал, и не спеша направился к темнеющему вдали лагерю.
Пройдя где-то полдороги, Фрол понял, что лагерь смотрится как-то по-другому. Вглядевшись, он сообразил: среди мертвых развалившихся бараков горит свет. Он был еле заметен, но постепенно, по мере того как тьма окутывала окрестности, становился ярче. Теперь Фрол мог уже разглядеть, что это светят прожекторы с вышек, а над воротами горят большие фонари. Дхар, решив не удивляться, ускорил шаг.
Да, лагерь был освещен, но, подойдя ближе, Фрол увидел, что это уже другой лагерь. Ни следа виденного им днем запустения не осталось. Забор стоял ровно, исчезли проломы, над высокими ровными досками змеями вилась колючка. Ворота, бессильно распахнутые днем, теперь были плотно заперты. Вскоре Фрол понял, что изменилось не только это. На вышках, которые теперь стояли ровно и вовсе не казались готовыми рухнуть в любой момент, темнели чьи-то силуэты, а у ворот в свете фонарей застыл караульный с карабином, штык которого отблескивал в электрических лучах. Фрол хотел остановиться и повернуть назад, но решил все же выяснить, что скрывается за деревянным забором. Несмотря на яркий свет, фигуры на вышках и силуэт караульного у ворот казались бледными, словно полупрозрачными, но по мере того, как тьма накатывалась на пологий склон, те, кто стоял на посту, становились все более явными, словно загустевали. Фрол мог уже различить зеленый цвет формы и яркие пятнышки петлиц на гимнастерках.
Он остановился у ворот, не дойдя шагов десяти до стоявшего на посту караульного. Это был молодой парень, который выпрямился по стойке «смирно», направив штык карабина прямо в зенит, но глаза его заинтересованно и с некоторым испугом глядели на дхара.
